ПЯТЬ РЕБЯТ О ЛЮБВИ ПОЮТ
Во второй половине 50-х в высотном здании МГУ на Ленинских горах
действовало литературное объединение. Членами его были, естественно,
студенты. Меня, единственного переростка (я уже кончал аспирантуру),
выбрали старостой.
С чувством затаенной ревности староста констатировал, что
количественное преимущество принадлежит в литобъединении
поэтам-географам. Мало того. Географы-композиторы вдруг раззвенелись по
общежитиям броской музыкой, сделав свой факультет лидером
университетской песни. Ведь совсем недавно в этом деле лидировали мы,
биологи! А теперь мы сами находили приятность в распевании немудреных
географических сочинений:
Посмотрел однажды я в глаза большие,
Голубее карровых озер, -
Дни моей учебы, до того простые,
Потеряли стройность с этих пор.
Лекции прошли,
Все домой ушли,
Только я брожу по этажам.
Видно зря
Песенка моя -
Нет ее ни здесь, ни там...
Географические поэты прозрачно намекали, что им-то известно,
что такое карровые озера, а вы, ха-ха, думайте себе что хотите.
Как все процветающие культуры, победители вели себя приязненно и
шумно. Только один юный географ не пузырился на наших
литературных собраниях. Помалкивал, сидя себе в уголке. Но именно ему,
молчуну, суждено было написать настоящее стихотворение. Не
замеченное местночтимыми композиторами, оно выпорхнуло за пределы
МГУ и там, на просторе, обрело мелодию, став одной из самых
известных и любимых песен.
О причине осторожной молчаливости Коли Карпова я узнал совсем
недавно от нашего с ним общего друга, поэта-фронтовика Николая
Константиновича Старшинова, который в те далекие 50-ые был у нас
руководителем литобъединения. Оказывается, в течение долгих десятилетий
Коля скрывал свое истинное лицо. Так это у нас называлось.
"Был ли на оккупированной территории?" - звучал вопрос
стандартной советской анкеты. Не позавидуешь ответившему "да".
Коля - был, и не только на оккупированной. Целых два года он
провел в самой фашистской Германии. Он работал на фашистов.
И прошла почти что целая жизнь, пока пришла к старому,
больному поэту решимость поделиться своей тайной со Старшиновым,
а тот склонил его рассказать обо всем в документальной прозе.
Повесть Николая Карпова можно найти в журнале "Согласие" за
92 год. Нелегко читать о том, что выпало на долю
одиннадцатилетнего мальчика, угнанного вместе с бабушкой из
родного городка в качестве рабочей силы. Отрадно узнавать, что не
так уж редко встречались маленькому остарбайтеру немцы, которые
остались людьми и при фашистской власти. Невыносимо читать про
жестокость власти советской.
Да Бог с ней, с властью. Жестокость на уровне органов - это
еще куда ни шло. Куда страшнее, когда клеймо предателя лепят тебе
по личной инициативе рядовые соотечественники, как это делает в
Колином рассказе просто девушка, вагонный контролер.
Вроде бы, читано-перечитано о том, как встречала Родина
воротившихся с Неметчины узников своих, пленных, освобожденных рабов, -
а не устаешь содрогаться. И опять кому-то бесстыже тоскуется по такой
Державе, опять публично призывают выкинуть на свалку зловредный
гуманизм. Какая же мы все-таки особая страна!
Звоню Николаю Николаевичу. Коля, говорю, это староста. Я тут пишу
про замечательные песни для газеты "Вечерний клуб". Как же, отвечает,
знаю такую газеты. Что-то, говорю, я запямятовал: когда ты обнародовал
"Пять ребят"? Как же, отвечает, а помнишь, Старшинов привел к нам Бориса
Абрамовича?
Я вспомнил.
Слуцкий медленно располагался за столом, посматривал на нас,
устраивался поудобней. Сел, подумал. Потом вдруг сказал: "Ну, читайте".
В этом была неожиданность: прежних гостей наша самодеятельность не
интересовала.
Еще нам не дано было узнать, что мы сидели за одним столом с великим
гуманистом, но до нашего кружка докатились слова Михаила Светлова,
сказанные на писательском собрании: "Надеюсь, всем присутствующим ясно,
что пришел поэт лучше нас." Стихи Слуцкого обильно ходили в списках. Он
уже становился легендой, властителем дум.
В тот вечер каждый читал самое заветное. Скупой похвалы великого
поэта удостоились три стихотворения, в их числе "Едкий дым создает
уют...".
На дворе стоял 56-ой год - Слуцкий был как раз в том возрасте, в
каком ушел из жизни Пушкин.
Дым костра создает уют,
Искры тлеют и гаснут сами.
Пять ребят о любви поют
Чуть охрипшими голосами.
Если б слышали те, о ком
Эта песня сейчас звучала,
Прибежали б сюда пешком,
Чтоб послушать ее сначала.
Чтоб почувствовать до конца
В этом дальнем таежном стане,
Как умеют любить сердца,
Огрубевшие от скитаний.
'Вечерний клуб', 30 мая 1995 г.
|