О, ЭТОТ БЛЕСК ПЛЮС ПЛЕСК БЛИЗКОЙ ВОЛНЫ!


Зима 95-го. Юлий Черсанович Ким лежит с тяжелым инфарктом. Иногда перезваниваемся.

Я рассказываю, как побывал в его родном институте на вечере памяти Юрия Коваля, нашего общего друга. И про то рассказываю, что в начале вечера прозвучала его, Кима, песня.

На пороге наших дней
Неизбежно мы встречаем,
Узнаем и обнимаем
Наших истинных друзей.
Здравствуй, время гордых планов,
Пылких клятв и долгих встреч!
Свято дружеское пламя,
Да непросто уберечь.

Все бы жить как в оны дни,
Все бы жить - легко и смело,
Не высчитывать предела
Для бесстрашья и любви
И, подобно лицеистам,
Собираться у огня
В октябре багрянолистом
Девятнадцатого дня...

Ким участвует в разговоре, но сосредоточен на чем-то своем. "Знаешь, Антоныч, - говорит он вдруг, - я никогда не писал Ирке стихов. За столько лет ни одного стихотворения. А тут, в больнице, написал целых шестьдесят."

Мне это ужасно не нравится. Ужасно. Один мой знакомый именно в такой ситуации, после инфаркта, писал, захлебываясь кровью, именно такие стихи - жене. Кончилось тем, чем должно было кончиться. И думать не хочу.

"Черсаныч, - говорю, - не надо. Пиши стихи левым бабам." "У меня, - отвечает, - никогда не было левых баб. У тебя были?" "Навалом!" "Так я и поверил."

Но судьба свое возьмет,
По-ямщицки лихо свистнет,
Все по-своему расчислит,
Не узнаешь наперед.
Грянет бешеная вьюга,
Захохочет серый мрак,
И - спасти захочешь друга,
Да не выдумаешь - как.

"Антоныч, чего молчишь?" "Думаю." "Ты не думай, там среди шестидесяти есть несколько неплохих вещей."

Существует выражение: солнечный талант. Избитое? Моя фантазия бьется рыбкой и не находит лучших слов.

Я увидел однажды список сделанного Кимом только для сцены с экраном и не поверил: в иные годы по два-три спектакля, по четыре-пять фильмов! И каков список.

"Бумбараш" и "Остров сокровищ", "Двенадцать стульев" и "Пять вечеров", "Дульсинея Тобосская" и знаменитый саратовский "Недоросль", ленкомовский "Тиль" и фейерверк захаровских телефильмов - "Обыкновенное чудо", "Формула любви", "Дом, который построил Свифт", "Убить дракона".

"Клоп" в Театре Маяковского, "Пеппи Длинный Чулок" в Театре сатиры, и еще десятки, не вру, десятки спектаклей и фильмов.

А ведь песни для фильмов и спектаклей - это всего лишь дополнение, небольшая такая прибавочка к главному, бардовскому массиву кимовских песен. Самые солнечные - там!

Отца уничтожили в ГУЛАГе. Мать угнали в ссылку, и сыну только в десятилетнем возрасте позволили ее обнять. С малых лет - черта оседлости, голод, унижения. Другой бы триста раз сломался. Но даже в "Московских кухнях", этой трагической вещи, уйма смешного, и я представляю себе, сколько удовольствия испытал автор, сочиняя куплеты уморительного диалога между "дорогим Иосифом Виссарионовичем" и "дорогим Леонидом Ильичем".

Сыну врага народа не положено учительствовать в столичной школе, езжай на Чукотку. Он едет на край света и там, на диком бреге ледяного океана, учиняет такие художества, что вскоре вся страна вслед за кимовскими учениками начинает, приплясывая, распевать пиратские песни.

Ему велено не выступать с концертами. Его имя велено вытравить из титров, убрать с театральных афиш. А он живет и поет и дарит каждому букеты солнечных своих песен. "И вообще, - пишет, - жизнь моя сложилась относительно благополучно".

Сколько органов потело, а Ким как был, так и остался самым артистичным, самым работящим, самым щедрым и веселым из нас.

Ох и много песен Кима взял бы я с собой на необитаемый остров. Но по правилам игры могу сегодня выбрать только одну. Выбираю такую же солнечную, как он сам.

Чудное море!
Черное море!
О, этот блеск
Плюс плеск
Близкой волны!
Мы окунулись раз
В Черное море
И оказались
Точно негры черны.

О, это счастье
Разнузданной лени!
Возьмите всё, всё, всё
Всё у меня,
Только оставьте мне
Капельку тени,
Холодного пива
И горячего дня.

О, это пиво!
О, эти вина!
О, эта ча-ча-ча-ча -
Шум в голове...
Мы их не выпили
И половину -
Значит, остаток
Дотянем в Москве.

О, это море!
О, эти пляжи!
Передо мной зной, зной,
Зной до вода!
На самолете
Или в экипаже,
Но ведь нельзя же
Не вернуться сюда!

'Вечерний клуб', 2-9 октября 1996 г.