ПРОСТО Я СЕГОДНЯ ОДНА

- Неужели ты в самом деле считаешь, что человек произошел от обезьяны?!

Она глядит на меня с непритворным ужасом.

Повстречав на своем пути отца Александра Меня, Тамара Александровна вдруг стала страстной христианкой. Прежде, бывало, блюдечко крутила, и на ее зов как миленькие откликались покойные классики - изъяснялись загадками. Теперь осудила себя такую, познав истинную истину. И хорошо. В ее исполнении приобщение к свечкам и иконам выглядит даже симпатично - она ведь не делала карьеры из прежней идеологии. Она вообще на редкость непосредственный и симпатичный человек. Это я про поэта Тамару Жирмунскую.

Мы с Тамарой ходим парой. Когда-то ходили в соседние школы, а существуй в то время совместное обучение, ходили бы в одну. И в стихах наших аукаются соседние кварталы, и одни и те же московские барды переводили эти стихи на музыку.

Не засекай, район любви,
Меня на каждом перекрестке,
В пролеты лестниц не зови,
Не пачкай в краске и известке,
Не отводи оконных глаз
И не топи в тени скамеек.
Ты это делал тыщи раз -
Ты не откроешь мне америк!

Это из песни Сергея Никитина. Такие прелестные, такие девичьи писала стихи! И вот вам, пожалуйста, дожили - уже естественным путем и произойти нельзя. Стать человеческой особью из безрукой-безногой реберной кости, оказывается, можно, а из обезьяны - и не думай. Где логика? Где, наконец, плюрализм?

Если тамарины эмоциональные восклицания по поводу наших с ней обезьяноподобных предков случались в присутствии отца Александра Меня, он примирительно улыбался. В этой улыбке читалось, с одной стороны, удовлетворение усердием его духовной дочери, а с другой,- утешение мне, инакочувствующему. У меня даже осталось впечатление, что в посылаемой мне улыбке сквозило нечто большее, чем просто утешение. Ведь по образованию Александр Владимирович был, как и я, биолог.

Фазиль Искандер, разделявший общую трапезу на тамариных днях рождения, вспоминает о разговоре на близкую, если разобраться, тему. Речь шла о юморе, и (цитирую Искандера) отец Александр утверждал, что "из всех живых существ юмор чувствует только человек", поскольку способность видеть себя смешным есть "отчасти божественный взгляд на себя". "А как же собака? - удивился Искандер. - По-моему, она понимает юмор. Иногда даже улыбается." "Ну, собака, - ответил отец Александр, ничуть не смутившись, - собака почти человек."

- Отец Александр, освятите угощение! - взывает между тем хозяйка, внося горделивый пирог.

- Может быть, не будем оскорблять чувства неверующих? - отвечает Александр Владимирович с той же едва уловимой улыбкой, но сам уже обходит вокруг стола и чем-то таким помахивает очень даже всерьез.

Милый был человек, дружелюбный, терпимый. "Уверен, что его великая верность Богу, - писал Искандер, - оборачивалась в обычной жизни необычайной доброжелательностью к каждому человеку." И правда: к каждому. Это такая редкость. Мы привыкли к тому, что декларация собственных убеждений чуть ли не автоматически оборачивается непримиримостью к тем, кто их не разделяет. Но ведь на самом-то деле идеология агрессивна и язвительна, когда она не уверена в собственной силе. А силе сопутствует шутка. И желание умягчить ожесточнных - тоже черта тех, чьи убеждения сильны.

Подумать - так это в самом деле вздор и безумие, когда христиане разного толка агрессивны друг к другу, когда верящий в чудо шипит на того, кто верит в естественную причинность. "Я тогда еще не знал, - написал Искандер после мучнической кончины священника, - что именно эта беспримерная широта взглядов отца Александра, его страстное желание примирить и включить всех в работу на ниве духовного возрождения России, вызывала в некоторых людях яростную ненависть к нему."

Многого мы не знали тогда, на скромном пире дружелюбия. Наверно, можно было безо всякого смущения поговорить с Александром Владимировичем о бардах и о бардовской песне, но я об этом даже не подозревал. Не знал, что знаменитые строчки Александра Галича: "Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом, где с куполом синим не властно соперничать небо..." - это про его, Меня, храм в Новой Деревне, "памятник деревянного зодчества" о двух синих куполах; в нем отец Александр и крестил опального барда. Не знал, что книги свои Александр Владимирович писал под музыку, что он обладал прекрасным голосом и слухом, что любил петь и играл на гитаре. И что одну из известнейшых студенческих песенок моей молодости сочинил студент Пушно-мехового института Алик Мень.

Помнишь первобытную культуру:
У огня сидели мы с тобой,
Ты мою изодранную шкуру
Зашивала каменной иглой.
Я сидел нечесанный, небритый,
Нечленораздельно бормотал.
В этот день топор из неолита
Я на хобот мамонта сменял...

В свое время "Неолитическая" (в основе которой лежит чувствительное утесовское танго) была популярна и у нас в МГУ. О неожиданном авторстве текста я узнал совсем недавно из публикации в парижской газете "Русская мысль"(1995, No 4074).

Знал бы раньше, уж точно предложил бы всем вместе попеть за тамариным столом тамарины стихи. Уверен, Александра Владимировича не пришлось бы уговаривать. Ведь в давнем вальсе Виктора Берковского можно, если вдруг не знаешь слов, так душевно поучаствовать в коллективном "та-та-та, та-та-та, та-та-та..." после каждого куплета.

Веет осенью. Тишина.
Я иду под чьими-то окнами,
Не усталая, не одинокая,-
Просто я сегодня одна.
Фонари надо мною зажглись,
Клены желтые звезды сбросили.
Я беру на память об осени
Горьковатый, в морщинах, лист.

Кто-то шепчется там, впотьмах.
Бродят парочки вереницами.
Это счастье, быть может, снится мне
Только в самых секретных снах.
Я гляжу сквозь кленовое кружево,
Прижимая листья к груди,
Невлюбленная, незамужняя -
Это все еще впереди!

'Вечерний клуб', 23 января 1996 г.