Я НАРОЖАЛА БЫ ДЕТЕЙ

Вероникой Долиной можно восхищаться по многим причинам. Назову одну, которая во мне вызывает особую зависть. Вероника внятно, вслух и без всяких выкрутасов умеет сказать: поешь ты, братец, еще куда ни шло, но стихи - дрянь. И никакая музыкальность, никакой артистизм злополучного барда, ни его замечательная гражданская позиция, ни, тем более, наличие многочисленных поклонников, - ничто не поможет. Дрянь, и точка.

Я так не могу. Я буду долго мычать, тянуть резину и уходить в побочные темы. Потом найду у обсуждаемого автора небольшую такую победочку, - занятную рифму, к примеру. Потом, уже дома, буду казнить себя за бесхребетность, но вместе с тем и уговаривать: а не все ли равно? Все равно никогда никому не растолкуешь, чем плохие стихи отличаются от хороших.

КСПшная публика к плохим стихам толерантна. Барды второй свежести без особых усилий завоевывают ее расположение, но явление отважного таланта поначалу встречается в штыки. Так было и с Вероникой Долиной. Ее дебют на бардовской площадке вызвал взрывную аллергическую реакцию. У наших чистюль просто челюсть отвисла при первых звуках ангельского пения.

Когда б мы жили без затей,
Я нарожала бы детей
От всех, кого любила -
Всех видов и мастей.
И, гладя головы птенцов,
Я вспоминала б их отцов,
Одних - отцов семейства,
Других - совсем юнцов.

А какой крик стоял в машине, в которой возвращались с того давнего концерта! Приходилось в четыре руки гладить одного не на шутку разбушевавшегося родоначальника. Пошлость, кричал он, пошлятина, подрыв благородных основ нашего жанра! Да нет, отвечали, никакой не подрыв, а всего навсего явление оригинального таланта: такое в природе порой случается.

При всей сегодняшней знаменитости Вероники Долиной, при всем ее успехе у нас и за рубежом, при всем обилии звучащих и печатных изданий, она, на мой взгляд, остается недооцененным поэтом. Вряд ли кто из солидных литераторов способен выкинуть из головы преданность этого автора гитаре и рассмотреть тексты как таковые. А зря. Сделаем это сами, мысленно отбросим музыку - и поразимся: стихи только похорошели. Кто еще из тотальных бардов перенесет такую экзекуцию? Разве что Галич, так у него, по-честному, никогда и не было музыки, и о сценическом образе он забот не проявлял, так что отбрасывать-то нечего.

Как человек дела, Вероника Аркадиевна подобна бронетранспортеру, что никак не вяжется с ее хрупко-женственным творческим имиджем. Но по большому счету все свои декларации она оплачивает полной мерой. Даже озорное "я нарожала бы детей" выполняется безукоризненно и четко. Их, детей, у нее уже четверо, и еще не вечер.

Не боюсь ни беды, ни покоя,
Ни тоскливого зимнего дня.
Но меня посетило такое,
Что всерьез испугало меня.
Я проснулась от этого крика,
Но покойно дышала семья.
"Вероника, - кричат, - Вероника!
Я последняя песня твоя".

"Что ж ты хочешь? - я тихо сказала. -
Видишь, муж мой уснул и дитя.
Я сама на работе устала.
Кто ты есть? Гороври не шутя.
Но - ни блика, ни светлого лика,
И вокруг - темноты полынья.
"Вероника, - зовут, - Вероника!
Я последняя песня твоя".

Что ж ты кружишь ночною совою?
Разве ты надо мною судья?
Я осталась самою собою,
Слышишь, глупая песня моя!
Я немного сутулюсь от груза,
Но о жизни иной не скорблю.
О, моя одичавшая муза!
Я любила тебя и люблю.

Но ничто не возникло из мрака.
И за светом пошла я окну.
А во тьме заворчала собака -
Я мешала собачьему сну.
И в меня совершенство проникло,
И погладило тихо плечо -
"Вероника, - шепча, - Вероника!
Я побуду с тобою еще..."

'Вечерний клуб', 18 июля 1995 г.