О БОРИСЕ СЛУЦКОМ

В списке поэтов фронтового поколения - поколения самой высокой литературной отваги - мне дороги многие имена, но не совру, сказав, что никто другой не действовал на меня с такой силой, как Слуцкий. Сколько раз за прошедшие годы наедине с собой повторял я про себя или вслух, перечитывал, проговаривал накрепко впечатанные в память стихи: о Кёльнской яме, о вдове Ковалёва, "Последнею усталостью устав..." и многие другие.

Читая стихи Слуцкого, представляю себе, что вот так же, не тратя попусту слов, основательно и даже, на взгляд простака, бесстрастно, делал он свою повседневную и страшную фронтовую работу: поднимал людей в атаку, ходил брать "языка".

Кроме этой читательской любви, есть особое и сладостное удовольствие, которое я, будучи человеком, пишущим стихи, получаю, вникая в технологию поэзии Слуцкого. Какими средствами возводит он свои мучительные конструкции "на смеси чёрного и белого с надеждой, правдой и добром"? Как делаются эти тяжёлые грому, придавшие русскому стиху новое и уже неизбежное звучание? В голову приходит Мусоргский, чьи реформы оскорбляли ухо, привыкшее к другим героям и гармониям, другим проблемам и мелодиям. Слуцкий конечно же лукавит, называя свою эстетику "нехитрой", всё совсем наоборот, и об этом тоже сказано в стихах - тех стихах о стихах, которых у него немало.

Если уж речь зашла о музыке, надо рассказать вот что.

Лет двадцать назад Слуцкий в известном стихотворении с грустью (но это - домысел) констатировал возросшую престижность физики и упавшую - поэзии. "Это самоочевидно. Спорить просто бесполезно. Так что даже не обидно. А скорее интересно наблюдать, как, словно пена, опадают наши рифмы, и величие степенно отступает в логарифмы". Прошли годы, и однажды я услышал по радио песню. Не натужный баритон из тех, что почему-то особенно ценятся в песенных редакциях, а нормальный человеческий голос, записанный на плёнку путешествующим фольклористом, пел песню, которую этот голос называл "Рыжий остров". Это было положенное на музыку стихотворение Бориса Слуцкого "Лошади в океане". Подпав под законы народной песни, живущей с голоса на голос, стихотворение немного переиначилось, пообтёрлось словам.

Так в логарифмы ли уходит величие?

Мне довелось видеть рождение этой песни, и я знал, что потайную музыку стихотворения расслышал, выявил и усилил композитор Виктор Берковский, который, между прочим, профессионально занимается логарифмами и написал для студентов в области металлургии учебник под названием "Теория пластической деформации и обработка металлов давлением". Это с его, Берковского, голоса запели светловскую "Гренаду" и многое другое из советской поэзии. Знал я также, что песню Слуцкого - Берковского поставили на ноги и пустили по стране физики - да, физики, ансамбль выпускников физфака МГУ под руководством Сергея Никитина. Они же привезли "Лошадей" в Берлин на фестиваль политической песни, где стихи красного комиссара и гитары физиков дружно делали свою святую и трудную антивоенную политработу и где они оттиснулись на долгоиграющей пластинке, чтобы делать эту работу по всему белому свету.

Чувствую, что пишу о чём-то не самом главном. Главное, наверное, в том, что Борис Слуцкий храбро воевал и живым вернулся с войны работать в русской поэзии. Для поэтов моего поколения он и его фронтовые товарищи стали учителями, - а ведь иные из них старше меня на каких-нибудь три-четыре года Нас разделила не война, войну я видел и помню, но нам досталось быть среди тех, за кого они шли воевать и умирать, а они - воевали. Оказалось, что это очень важно для стихов.

День поэзии-75. - М., 1975, c. 25.