МУСУЛЬМАНСКИЙ ВОСТОК РУССКОГО ПОЭТА:
ОПЫТ ЛЮБВИ И ПОНИМАНИЯ
Окраины Российской империи жили собственной жизнью, поневоле особенной. Однажды мне удалось разговорить старого дальневосточника, отца поэта Новеллы Матвеевой. Он утверждал, что в его родном краю не знали ксенофобии, хотя колонисты были весьма разных кровей. Говорил старик Матвеев и о предельно уважительном отношении переселенцев к местному люду, к его национальным традициям. Всё это не казалось удивительным, ибо напоминало русский Туркестан, каким он выглядел в рассказах моих собственных родителей и их друзей. Общей чертой двух окраин оказалось также наличие местночтимых поэтов и локальных поэтических сообществ. Естественно, что литераторы, проживавшие вдали от российских столиц и даже от русской провинции, тянулись друг к другу.
Для людей образованных, каковых было немало среди русских первопоселенцев Средней Азии, главным соблазном стали, наряду с красотами природы, художественные богатства мусульманского Востока. Более всего это коснулось живописцев и поэтов - в их тесном взаимодействии быстро формировались черты регионального стиля. В Ташкенте 1920-х годов признанным лидером местных стихотворцев был Юрий Ильич Пославский, публиковавший свои стихи под псевдонимом Джура. Эту небольшую заметку я пишу в связи с воспроизведением сборника его стихотворений 'Газали'. Книга увидела свет в Ташкенте в 1920 году, выходных данных на ней немного, две справки заслуживают внимания.
Первая: 'Обложка раб. худ. А. Н. Волкова'. Это имя ныне знаменито. Работами Александра Николаевича Волкова гордятся многие музеи, его роскошная 'Гранатовая чайхана' ныне экспонируется в Третьяковке, но тогда, в 1920-м, он слыл всего лишь известным на весь Ташкент экстравагантным чудаком в чёрном берете набекрень, с этюдником и в шортах. Пославскому Волков, который писал не только маслом, но и стихами, был закадычным другом - оба родились в семьях русских первопоселенцев и отличались неистовой влюблённостью в свою экзотичную родину.
Вторая: 'Издание артели поэтов "Geswavood"'. То есть была и артель. Её странноватое название - аббревиатура имён собратьев во стихе - Георгий Светлый, Валентин Вольпин, Джура. У каждого из них в 1920 году вышло по сборнику. Я не знаком с творчеством Г. Светлого, а вот о Валентине Иоанновиче Вольпине надеюсь успеть написать, у меня имеется рукописный сборник его стихотворений, дающий основания подозревать, что Вольпину принадлежит авторство популярной песни 'Крутится, вертится шарф голубой'. Вольпин приятельствовал с известным поэтом есенинского круга Александром Ширяевцем, который некоторое время тоже жил в Ташкенте; позже подружился с самим Есениным, и когда Есенин в 1921 году навестил Ташкент, он именно у Вольпина устроил читку только что написанной поэмы 'Пугачёв'. (Жена Пославского Валентина Васильевна была в той толпе, которая, боясь спугнуть, безмолвно слушала Есенина под окнами вольпинской квартиры; это известная история.)
Итак, Джура. Биографические сведения о поэте выписываю из статьи одного из его университетских учеников. 'Юрий Ильич Пославский родился 12 (24) декабря 1890 года в Ташкенте. Его отец, Илья Титович, генерал-лейтенант инженерных войск царской армии, был признанным знатоком археологии Средней Азии, активным членом Туркестанского географического общества. Мать - Александра Владимировна Яковлева - врач. Была одним из организаторов первой амбулатории для женщин коренных национальностей Туркестана. Юрий Ильич, выпускник Ташкентского кадетского корпуса, в 1909 году поступил в Петербургский политехнический институт, который окончил в 1914-м. Затем учился на юридическом факультете Казанского университета' [1]. Добавлю, что в Петербурге Ю.И. учился на экономическом факультете, и экономическая наука (точнее, экономгеография) стала со временем его профессией.
С 1916 года Пославский опять дома. Революционные потрясения оставляли сыну царского генерала небогатые шансы, однако какое-то время Юрий Ильич имел возможность полноценно реализовать свои знания и способности. В Ташкенте начальная пора советской власти была одушевлена организацией первого в регионе высшего учебного заведения, знаменитого САГУ (Средне-Азиатский государственный университет). Мне довелось немного исследовать эту страницу отечественной истории, - она оказалась красивой, даже, я бы сказал, возвышенно-красивой [2]. Ю.И. с энтузиазмом отдавался созданию университета и вскоре возглавил в нём изучение и преподавание экономики Средней Азии.
'Я не знаю, каким преподавателем был мой отец - писала его дочь Ольга Юрьевна Пославская, тоже неутомимый ревнитель Средней Азии и профессор географии, - но студенты его несомненно любили. В нашем доме постоянно бывали его ученики, многие и после окончания университета оставались его друзьями... Отец и Антон Григорьевич Сахаров, в то время студент, а потом друг до конца жизни, пели дуэтом узбекские песни. Как настоящие узбекские певцы, приставляли ребром ко рту тарелки для лучшего резонанса. Помню в их прекрасном исполнении народную песню "Мухабба" ("Любовь")' [3].
(Здесь, по-видимому, уместно сказать, что студент Сахаров это мой отец, а ближайшей подругой рассказчицы была - с детских лет и до обоюдной старости - моя мать, Ирина Владимировна Павлова, из чего следует, что поэт Джура не посторонний для меня человек. Наверно надо помянуть и небезывестную
В 1921 году Ю.И. со студентами провёл высоко результативную экспедицию по экономическому обследованию Бухарского ханства, которое годом раньше было провозглашено народной советской республикой. У нас в доме сохранились фотографии суровых всадников в лохматых бараньих шапках и с ружьями наперевес; сразу видно, что участники этой (в общем-то, совершенно научной) экспедиции были готовы к неожиданностям. Пославский, который мало отличался от своих студентов по возрасту, был существенно отличим по головному убору: на снимках на его голове нахлобучен не батырский меховой колосс, а элегантный пробковый шлем, возможно даже английский.
Один из тех студентов, Самуил ('Минька') Болотин стал впоследствии известным московским поэтом-переводчиком, в соавторстве со своей женой Татьяной Сикорской он сделал нашим общим достоянием великое множество иноязычных песен. Другие экономисты, прошедшие школу Пославского, пописывали стихи для себя и друзей и все без исключения проявляли компетентный интерес к новейшей русской поэзии.
Вскоре после Бухарской экспедиции под редакцией Ю.И. и его не менее знаменитого коллеги Г. Н. Черданцева было издано сводное исследование 'Среднеазиатский экономический район'. А потом счастье кончилось - в 1931 году Пославского арестовали. Для расправы, помимо генеральского происхождения, была ещё одна серьёзная причина: как экономист Ю.И. выступал против монокультуры хлопка - линию 'компетентных органов' на исключительно хлопковое направление развития Узбекистана он считал катастрофичной. (История подтвердила его правоту.)
Тогда, в 31-м, аресты катились волной, за короткое время республику очистили от дипломированных специалистов - брали в основном людей с высшим образованием. Ученики Пославского дружной стаей бежали в Москву. После почти годового заключения Пославского всё же освободили, но в Ташкенте работы не дали, и он тоже перебрался в Москву поближе к своим. В 1937 году его арестовали опять, уже насовсем. Считается, что Юрий Ильич умер в 1943 году в Сибири. Было ему едва за пятьдесят.
Сохранившееся поэтическое наследие Джуры ограничено сборником 'Газали'. Два стихотворения сборника, 'Земля' и 'Мудрость', до того увидели свет в миниатюрном альманахе 'Листопад' (Ташкент, 1919), авторами которого были, кроме Джуры, Валентин Вольпин, Д. Кирьянов, Ник. Кулинский, Сибиряк, Ал. Ширяевец и Д. Юрский. Помимо стихов, книга 'Газали' содержит небольшой словарь, толкующий ряд восточных понятий и собственных имён. Объясняется, в частности, что в названии книги слову 'газаль' (то же, что 'газелла') придан общий смысл - стих, песня, и что в специальном смысле это одна из использованных в сборнике восточных стихотворных форм.
Из двадцати двух стихотворений сборника половина датирована годами учения в Петербурге. Стихи ориентальны, ностальгичны, реалии северной столицы не оставили в них ни малейшего следа. Сведениями о каких-либо связях Пославского со столичными литераторами я не располагаю; но нельзя не заметить, что его поэтический язык соответствует своему времени. Чувствуется, что Ю.И. внимательно прочитал 'Кипарисовый ларец', - книга Иннокентия Анненского появилась как раз в 1910 году. К примеру, когда читаю в 'Земле' - заглавной вещи сборника Джуры - строфу, в которой 'Кто же ты... Отколе ты?' рифмуется с парчой, 'так щедро за день солнцем пoлитой', сразу вспоминается 'Трилистник одиночества': 'Ты придёшь, коль верна мечтам, / Только та ли ты? / Знаю, сад там, сирени там / Солнцем залиты' и т. д.
Восточный антураж стихов Джуры располагает к мысли, что мы имеем дело с переложениями восточной поэзии. Такая мысль была бы, мне кажется, ошибочной. Основную трудность переложений (да и прямого перевода) классических восточных текстов составляет, на мой взгляд, их окаменевшая (для нас) образность. Джура находит способ сохранить восточный колорит и донести восточное предание (имеющее, по словам поэта, 'свои корни в глубочайшей домусульманской древности'), не впадая в восточные банальности. Оболочку стиха он берёт из одной литературной традиции, а словесную набивку - из другой. Например, сонет наполняется живыми реалиями Туркестана ('И спит киргиз, ногами в такт болтая, / На верблюдe качаясь и мурлыча'. Здесь даже ударение 'на верблюдe' неприемлемое для метрополии, работает на поэтику.) И напротив, стихи восточной конструкции освежаются при наполнении смыслом отступлениями от монотонных автоматизмов. Таково, к примеру, стихотворение 'Слёзы милой', состоящее всего из четырёх двустиший. Этого малого пространства поэту хватает, чтобы изящно и последовательно провести сравнение 'милых слёз' с водами Каспия (Гурзема) по четырём параметрам - глубине, прозрачности, обилию и горечи.
Больше и точнее о поэте, стёртом в прах жерновами ГУЛАГа, пусть скажут специалисты. Главное очевидно: такая русская поэзия могла родиться и созреть только там, в Туркестанском крае, и только в душе, для которой колониальное пространство стало территорией любви.
[1]. Б. Пальмин. Пионеры среднеазиатской экономики. - Вечерний Ташкент, 21 мая 1988.
[2]. Д. Сухарев. За эшелоном эшелон. - Смена, ? 23, 1965.
[3]. О. Пославская. Мой Ташкент. Двадцатые годы. - Звезда Востока, ? 11, ? 12, 1989.
30-31 марта 2004
Примечание редакции
По данным, опубликованным в книге 'Расстрельные списки. Москва 1937-1941. 'Коммунарка', Бутово' (М., 2000. С. 332), Юрий Ильич Пославский расстрелян и похоронен на 'Коммунарке' 15 марта 1938 г.
Предисловие в кн.:
Джура (Юрий Пославский). Газали. Стихотворения 1910-х годов. - М., ПаЛЕАлиТ, 2004.
