- Дмитрий Антонович, а что у вас в жизни связано с Борисом Рыжим?

- В жизни? Ничего. Я даже с ним не встречался. Однажды открыл газету, там были стихи Рыжего. Прочитал две строчки и понял: это автор, которого мне предстоит любить. Дальше от меня уже ничего не зависело.

- Это ещё при его жизни было?

- Скорее всего, да. Хотя не уверен. Но это не имело значения - при жизни или после - потому что для меня он как бы и не умирал. Ведь мы не были лично знакомы. Это в самом деле не имело значения.

- Такой интересный момент. Обращает на себя внимание то, что стихи очень населены, да? И даже часто людьми, про которых посторонний читатель не знает, кто они такие.

- Ну да. Это у Рыжего - как у Фолкнера в прозе. Создан свой мир, свой населённый пункт, в котором свои герои. У Фолкнера-то они выдуманы, а у Рыжего отчасти соответствуют реальным людям, но только отчасти. Екатеринбург, в котором он жил, - этого города как бы нет, он в стихах почти отсутствует. Наука проскользнёт лишь изредка, как исключение, хотя Рыжий работал в науке, и небезуспешно. Панорама города, населяющего его стихи, больше всего напоминает Свердловск восьмидесятых, это время его детства и отрочества. Автор присутствует в этом идеализированном Свердловске как один из действующих персонажей. У всех персонажей реальные имена, но они литературные герои. Их не так уж много, если присмотреться.

- Очень многие говорят, что в его стихах была своя собственная музыка, да? Даже не музыкальность, а какая-то музыка в другом смысле, более...

- Так не только у Рыжего, это у многих, может быть даже у каждого настоящего поэта. Кого ни назови - своя музыка. Так что этим мир не удивить. А вот другие свойства поэзии Рыжего действительно, мне кажутся уникальными.

- А что такого особенного в его стихах?

- Трудно объяснить двумя словами. По-видимому, есть нечто особенное, поскольку разные люди, которые считаются авторитетами в поэзии, говорят: да, Рыжий выделяется во всём поколении. Спросите хоть Кушнера, хоть Рейна, да и многих других, - все говорят в один голос. Если попробовать объяснить... Могу попробовать.

Нужно закрыть глаза на второстепенное, хотя оно-то и лезет в глаза: на имидж, который он себе создавал, на его смерть, почему она случилась, зачем была нужна. На матерщину - не многовато ли её? На Свердловск, который живёт в его поэзии. Почему он не похож на реальный Екатеринбург? Всякие такие вопросы - они интересны, но отвлекают от сути. Есть, по-моему, три главных вещи, которые ставят поэзию Бориса Рыжего на совершенно особое место.

Во-первых, он соединил концы. Понимаете, после того как рухнул Советский Союз (и даже до того), очень большую развели при помощи зарубежных доброхотов пропаганду, что у нас в советскую эпоху ничего хорошего не было. Ни музыки, ни литературы - ничего. Это враньё, но на многих оно повлияло. И возникла целая генерация молодых поэтов, которые даже не знали своих великих предшественников. Не знали, не читали, не желали читать. Поверили лукавой схеме: серебряный век - эмигранты - Бродский. Рыжий на враньё не купился благодаря своей эрудиции, у него было замечательное знание русской поэзии, редкостно замечательное. Для него оставались значимыми и поэты пятилеток (в первую очередь, Владимир Луговской), и поэты Великой Отечественной (больше других - Борис Слуцкий). Лишая культуру контекста, нечистые люди обрекали её на погибель. Рыжий убедительно восстановил контекст. Это первое.

Второе. Мне кажется очень важным, что Рыжий продлил ту линию русской поэзии, которую называют некрасовской. Я имею в виду поэзию милосердия, сострадания, когда страдание другого волнует поэта сильнее, чем собственное. Этого у нас почти ведь не бывает, поэтам свойственно больше всего интересоваться собой и если испытывать жалость, то к себе. А тут...

Полвека назад Илья Эренбург реабилитировал полузабытую тему сострадания, написав, что Некрасову в этом наследует Борис Слуцкий. В самом деле, Слуцкий, у которого фашисты убили близких, мог писать милосердные, исполненные живого сочувствия стихи даже о поверженном враге - о захваченном разведчиками 'языке', об эшелоне с пленными итальянцами: Статья Эренбурга задела тогдашнего читателя за живое. Теперь Рыжий наследует Слуцкому.

...но не божественные лики,
а лица урок, продавщиц
давали повод для музыки
моей, для шелеста страниц.

Урки, пропойцы, наркоманы и менты - они для него люди, они кочуют по его стихам, их можно любить, понимать, жалеть. Это огромная редкость, и это ставит поэзию Рыжего на совершенно особое место, на особую нравственную высоту.

И третье: Рыжий перечеркнул тусовки. Это первым отметил московский литератор Дмитрий Быков, который сразу после смерти Рыжего написал очень дельную статью о его творчестве. Дело в том, что у нас в молодой поэзии как-то слишком уж долго отсутствовали крупные имена, на этой почве развелись амбициозные литературные кучки. Я имею в виду не кружки любителей, не литературные объединения, это святое, а именно кучкующихся квазипрофессионалов. Каждая такая кучка считает себя могучей, провозглашает гениев собственного разлива: гении по версии Алёхина, гении по версии Бунимовича, гении по версии Кузьмина, по версии Кальпиди, и так далее - сколько их. Так вот, всё это стало ненужным. Знаете: висят, пляшут в воздухе комариные стайки, а махнёт крылами орёл - и нету. Сами тусовки этого, может быть, ещё не осознали, но дело сделано, и общая литературная ситуация неизбежно изменится.

- Можно в принципе сказать, что эта орлиная стать ещё не совсем оценена?

- Вы знаете, несколько лет назад, совсем вроде бы недавно, Татьяна Александровна Бек и Сергей Иванович Чупринин пригласили меня на свой семинар в Литинституте, и я прочитал там студентам несколько стихотворений Бориса Рыжего. Была полная аудитория. Я спросил: чьи это стихи? Знал один единственный студент. А сейчас, мне говорили, всё уже не так, для студентов Литинститута имя Бориса Рыжего значимо, что-то стронулось. От Литинститута новость пойдёт кругами.

Ещё важнее - появились замечательные песни. Замечательные! Борис Рыжий не был поющим поэтом, но воспринимал свои стихи как песни, не раз об этом писал. Я думаю, он был бы рад, если бы узнал, что его запели. А его запели лучшие барды - и как! У Андрея Крамаренко появился большой цикл песен на стихи Рыжего, другие стихи составили последнюю программу Сергея Никитина. Барды разнесут весть о поэзии Бориса Рыжего по всему пространству русской культуры. Как раз сейчас Андрей собирается выступать в Америке, Никитины уже гастролируют по Германии. И там и там - наши выселки, хутора, звучит русская речь, поются наши песни. Все будут знать, что в России родился большой поэт. Это здорово.

13 марта 2007 г.
Эфир (передача 'Широкий формат') состоялся 24 марта 2007 г. 
В передачу вошла только часть интервью.

Расшифровано по рабочей видеозаписи Ириной Хвостовой