ЧТО БЫ ТАМ НИ БЫЛО С НАМИ,
НО СНОВА И СНОВА...

Юрий Давыдович Левитанский был обладателем негромкого голоса, криком душу облегчать не умел. Когда становилось невмоготу, Левитанский высказывался. Тихо, но определённо. Не на кухне, а там, где его могли услышать персоны, от которых что-то зависит.

Было известное дело в Кремле при вручении Государственных премий. Левитанский придти пришёл, но премию не взял. И тихо объяснил, почему ему это нельзя. Другие взяли и сказали спасибо. Каждый выбирает для себя. [*]

Высказываться трудно. Сердце поэта - всего-навсего изношенная мышечная помпа. У Юрия Давыдовича оно остановилось в ту минуту, когда с речью в руке он тихо и твёрдо шёл туда, где назначил себе высказаться снова. Смерть поэта.

Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже - как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.

Две знаменитые песни написаны на эти стихи - одна мажорная, другая минорная. Одна уверенная в себе, другая в сплошных сомнениях. Одна обращена наружу, другая вовнутрь. Как это может быть? Я не в первый раз задаю себе этот вопрос и наверно буду спрашивать снова. Или дело в том, что в песне Виктора Берковского торжествует радость обретённого выбора, а Никитин выразил муку и труд обретения?

Как поэт Левитанский являет редчайший случай вертикального набора высоты. У меня есть его сборники 52- и 56-го годов - они страшноваты. Обычно авторы столь безликих стихов успевали вовремя бросить это занятие и становились литературными критиками. С Левитанским произошло непонятное. Талант, неявно обозначившийся на исходе 50-х, вдруг мощно двинулся в рост. Каждый новый сборник лирики оказывался существенно сильнее предыдущего. В начале 70-х Левитанский уже входил в лидирующую группу. Написанная как бы между делом книга пародий была просто лучшей - лучшей в своём роде.

Самое удивительное, что набирать высоту поэт продолжал и в преклонном возрасте.

К бардам Левитанского привела Елена Камбурова. Может быть, кто-то пел что-то из Левитанского до неё, но именно Камбурова запела много и убедительно. Так что Левитанский сразу оказался востребованным.

Когда же это случилось? Боюсь ошибиться в датах.

На одном из недавних литературных вечеров Елена Антоновна вспоминала, как она и Лариса Крицкая ходили к Левитанскому на первое свидание. (Крицкая работала тогда с Камбуровой как аккомпаниатор; позже музыку к стихам Левитанского писала для Камбуровой тоже она.) Придя на нужную станцию метро, они долго ждали, когда же явится поэт. А он всё это время тихо стоял рядышком. Я это к тому, что в те времена люди одной крови могли не знать друг друга в лицо.

Была в рассказе Камбуровой жалящая деталь. Когда участники свидания наконец обрели друг друга, простодушный поэт тут же в метро, не сходя с места, спел юным женщинам две песни собственного сочинения.

Деталь эта больно меня ужалила вот почему. За много лет нашего знакомства Юрий Давыдович ни словом, ни духом не обмолвился о существовании собственных песен. Бардов знал, любил, понимал, щедро выпускал на вечерах своей поэзии, но я не помню, чтобы он хоть раз запел сам или попросил спеть его песню кого-нибудь из выступавших. Комплексовал? Но почему?

Вскоре на концерте Виктора Берковского - Дмитрия Богданова я услышал одну из утаённых песенок.

Голова поседела - не cкорби,
не грусти, не печалься - погоди.
Ты купи себе купочку, купи,
ты ходи себе в кепочке, ходи.
Нынче все магазины как один
головные уборы продают.
Впечатленье отсутствия седин
Головные уборы создают.

Голова облысела - не cкорби,
не грусти, не печалься - погоди.
Ты купи себе купочку, купи,
ты ходи себе в кепочке, ходи.
Ведь недаром и летом и в мороз
головные уборы продают.
Впечатленье присутствия волос
головные уборы создают.

Головы не имеешь - не cкорби,
не грусти, не печалься - погоди.
Ты купи себе купочку, купи,
ты ходи себе в кепочке, ходи.
Из тряпья, из соломы, из травы
головные уборы продают.
Впечатленье наличья головы
Головные уборы создают.

'Кепочка' ладно скроена и нравится публике, но... Поделюсь своей гипотезой. Может быть, Камбурова своим примером, горением своим помогла Левитанскому понять одну важную вещь: петь можно не только песенки, написанные как песенки, но и лучшие, главные стихи. А если так, то зачем ему песенки?

Итак, песня. В бардовском репертуаре она называется 'Черёмуха', в сборниках Юрия Левитанского стихотворение не имеет названия. Есть несколько песен на эти стихи - я люблю ту, которую написал Владимир Борзов. В 70-х годах одной из КСПшных столиц был Минск, Борзов из той плеяды. Там он в 1975 году закончил университет, там же затем работал как физик. Белорусские органы отличались усердием, им удалось существенно подорвать поголовье талантливых бардов. Тем не менее в Минске, Витебске, Гомели и некоторых других городах республики до сих пор хорошо сочиняют и поют.

В борзовской версии 'Черёмухи' нет аффектации, которой чужда поэзия Левитанского. Объяснить, чем эта песня берёт, я бы затруднился. Бог знает - деликатностью, что ли. Да ещё этот промельк старинного пассажа, со скрипочкой. Вроде бы и нет в нём касательства к несущей мелодии, но вдруг возникает глубина резкости, и ощущаешь дыхание вечности, и слышишь больше того, что сказано словами.

Кто-нибудь утром проснётся сегодня, и ахнет,
и удивится - как близко черёмухой пахнет,
пахнет влюблённостью, пахнет любовным признаньем,
жизнь впереди - как ещё не раскрытая книга.

Кто-нибудь утром проснётся сегодня, и ахнет,
и удивится - как быстро черёмуха чахнет,
сохнет под окнами деревце, вьюгою пахнет,
пахнет снегами, морозом, зимой, холодами.

Кто-нибудь утром сегодня совсем не проснётся,
кто-нибудь тихо губами к губам прикоснётся
и задохнётся - как пахнет бинтами и йодом,
и стеарином, и свежей доскою сосновой.

В утреннем воздухе пахнет бинтами и йодом,
и стеарином, и свежей доскою сосновой.
пахнет снегами, морозом, зимой, холодами
и - ничего не поделать - черёмухой пахнет.

Пахнет черёмухой в утреннем воздухе раннем,
пахнет влюблённостью, пахнет любовным признаньем.
Что бы там ни было с нами, но снова и снова
пахнет черёмухой - и ничего не поделать!

'Вечерний клуб', 23-30 октября 1996

Опубликовав недавно эту статью на сайте Юрия Левитанского, Ирина Мошковская, вдова поэта, попросила у меня разрешения убрать абзац, где речь идёт об отказе Ю. Л. получать Госпремию, поскольку он не соответствует действительности. Тем не менее я решил сохранить здесь свою статью в первоначальном виде, - и в качестве дополнения привожу речь Левитанского на церемонии вручения Государственной премии по литературе, текст которой спустя много лет был наконец опубликован.

Уважаемый господин Президент! Уважаемые дамы и господа!

Давно было кем-то замечено, что граждане наши, как бы не очень-то дорожа вообще наградами, весьма, между тем, обижаются, когда их не получают.

Я принадлежу к тем, кто не получал, но и не обижался.

Как известно, лучшие наши поэты, если им посчастливилось, и их не убила Система, ушли из жизни, наград в своём Отечестве не удостоившись. Остаться в живых, да ещё время от времени издаваться - это уже и было для них настоящей наградой.

Многое, конечно, с той поры изменилось.

Я благодарен судьбе за то, что выжил на той войне и после неё, что дожил до этих дней и до дня сегодняшнего. Я сердечно признателен моим коллегам и всем тем, кто счёл меня достойным этой сегодняшней награды и отдал свои голоса за меня, за мою работу.

Наверное, я должен бы выразить благодарность также и власти, но с нею, с властью, тут дело обстоит сложнее, ибо далеко не все слова её, дела и поступки сегодня я разделяю. Особенно всё то, что связано с войною в Чечне - мысль о том, что опять людей убивают как бы с моего молчаливого согласия - эта мысль для меня воистину невыносима. За моими плечами четыре года той большой войны, и ещё маленькая война с японцами, и ещё многое другое - думаю, что я имею право сказать об этом. Я понимаю, что несколько испортил нынешний праздник, но если бы я этого не сказал, не сказал того, что думаю и чувствую, я не был бы достоин высокой литературной премии России. Литература России - одна из самых нетленных, непреходящих ценностей её и богатств. Быть к ней причастным, а тем паче отмеченным столь высокой наградой - честь для меня большая. Спасибо.

Июнь, 1995