Вот приходит к Никитину записка: 'Сергей Яковлевич, вы еврей?' Никитин прочитал и говорит: 'А вы почему спрашиваете? Потому что я плохо выгляжу или потому что такой талантливый?'

А было это именно что за городом - на фестивальной поляне под Филадельфией, где всегда в ноябре проходит мемориал Кузьмы Богачёва. Там на помосте рядом с Никитиным стояли Дулов и Городницкий. Дулов хохотнул, а Городницкий насупился и в душе осудил Никитина за вялость отпора. Ведь явная же антисемитская провокация. Приди такая записка ко мне, думал Городницкий, уж я отбрею.

Он был очень возбуждён необходимостью дать отповедь и, чтобы не расслабляться, написал записку соответствующего содержания и положил в карман своих джинсовых брюк.

Надо сказать, что кроме этой пары брюк у Городницкого имеется ещё одна, пожиже. В ней он и выступал долгое время после того эпизода.

Настала пора, и на альтернативном (весеннем) мемориале Кузьмы Богачёва под Мюнхеном Городницкий снова вышел на сцену в тех самых джинсах. Там на поляне послушать бардов собралась несметная тьма соотечественников. Всем им, контингентным беженцам, судя по социальному статусу, повезло найти в Германии убежище от еврейских погромов, что приятно само по себе. В конце своего выступления Городницкий засунул руку в карман, чтобы почесать тыльную сторону бедра, которая слегка припотела. В кармане оказался клочок бумаги. Городницкий принял его за записку, пришедшую с поляны. Он поднёс бумажку к глазам и прочитал в микрофон: 'Александр Моисеевич, вы еврей?'

Почерк показался знакомым, тем не менее, Городницкий не растерялся. 'А вы почему спрашиваете? Потому что я так похож на Никитина?'

И довольный ответом, но всё-таки огорчённый упорством антисемитских провокаций, ушёл за загородку, где долго и сокрушённо качал головой, запивая баварским квасом самого превосходного качества, - ведь честному немцу и в голову не придёт готовить медовый квас на балованом меду.

Ещё рассказывают, что Юлий Черсанович Ким, находясь в городе Беэр-Шева по приглашению союза русскоязычных еврейских писателей (в смысле бабушка по матери), сочинил еврейскую народную песню. Александр Моисеевич Городницкий, который находился в том же городе в качестве гостя русско-язычных русских писателей (бабушка по отцу), всю ночь не мог решить, как ему отнестись к нетривиальному поступку Кима, - расценить как антисемитскую провокацию то ли как выражение братской солидарности. Но ответить было нужно, и Городницкий нашёл простой и мудрый выход - сочинил корейскую народную песню.

Назавтра у них был совместный вечер в городе, извините, Афуле, куда их пригласил союз еврейскоязычных русских писателей (бабушка по дедушке). В первом отделении выступал Ким. Он спел еврейскую народную песню. Публика приняла её радушно, потому что песня хорошо гармонировала с внешним обликом Юлия Черсаныча. В антракте Городницкий метался по артистической, не видя гармоничного выхода для своего внешнего облика. 'А ты попей корейского соуса', - посоветовал другу Ким. Городницкий благодарно прислушался к доброму совету. Выпив пару бутылок, он почувствовал себя намного твёрже. После третьей решительно вышел на сцену. Премьера прошла нормально.

А про попугая слышали? Наверняка случай из жизни, хоть выдают за анекдот.

Будто Дмитрий Антонович Сухарев решил помыться. Ну, под Старый Новый год. В кои-то веки принял такое оригинальное решение, а воды нет. Ни горячей, ни холодной. У них на Бакунинской то и дело отключают. А он уже успел намылиться.

Теперь представьте картину: сидит в пустой ванне поэт и большой учёный. То ли учёный и большой поэт, не помню точно. Сидит весь намыленный и думает: what to do?

Вдруг звонок.

- Кто там?

- Александр Городницкий и его жена поэт Анна Наль. Пришёл аранжировать.

А это был Александр Городницкий и его жена поэт Анна Наль. Аранжировать пришёл.

Сухарев говорит:

- Кто там? Говорите громче, у меня в ухе банан.

А у него всегда в ухе банан. Даже два банана - в правом и в левом. Вот он и говорит:

- Кто там?

Что у них было дальше, неизвестно, но как-то так получилось, что Сухарев уже на лестничной площадке, а в сухой ванне сидит тот же Городницкий. Потому что он ведь у нас тоже поэт и большой учёный, в этом вся соль! То ли учёный и большой поэт, неважно. Сидит, весь в шубе, а воды всё равно нет, даже не капает, смех.

Городницкий кричит:

- Кто там?

Сухарев с лестницы громко отвечает:

- Дмитрий Сухарев и его жена поэт Анна Наль. Пришёл аранжировать.

А он весь голый, в мыле, смех.

Похожая история произошла в марте не скажу точно какого года в Иерусалиме. Там у Городницкого был творческий вечер по приглашению союза еврейскоязычных еврейских писателей (бабушка по бабушке). Не успел начать, как из зала раздался дерзкий женский голос:

- Александр Моисеевич, ну сознайтесь, ведь это же вы! вы! вы! сочинили песню 'Одесса-мама'!

На сей раз Городницкий почему-то растерялся. Долго не мог собраться с мыслями, потирал правым ботинком левую джинсовую штанину. Наконец тихо сказал: 'Сочиняет народ'.

И закраснелся.