Англичанки по большей части белокуры, но самые лучшие из них темноволосые. Так мне показалось, а я, право, смотрел на них с большим вниманием! Взглядывал и на англичан, которых лица можно разделить на три рода: на угрюмые, добродушные и зверские. Клянусь вам, что нигде не случалось мне видеть столько последних, как здесь.

Н. М. Карамзин. Письма русского путешественника



ГЕРЦЕН И ДРУГИЕ


Однажды Александр Городницкий позвал Александра Солженицына в музей Александра Герцена на вечер поэта Анны Наль. Несмотря на интенсивные туда-сюда миграции, в актовом зальчике музея набралось порядочно интеллигентов, не обязательно евреев. Каждого из них Александр Моисеевич своевременно обзвонил, и некоторые даже пришли. Александр Исаевич озирался с тёплым чувством: как много всё-таки в России культурных людей, питающих тёплое чувство к отечественной поэзии. Но он не знал, что именно в этом музее имеется бюст Александра Ивановича Герцена.

Наверняка кто-нибудь сейчас подумал, что про бюст Герцена сказано для того, чтобы, оттолкнувшись от бюста Герцена, начать пошлые рассуждения о бюстах дам, солидарных с творчеством поэта Анны Наль. Вынужден разочаровать. Бюст Александра Ивановича привлёк Александра Исаевича другим. Ведь Александр Исаевич был охвачен тёплым чувством. И это чувство пролилось в сторону бюста, несмотря на давние идейные претензии Александра Исаевича к Александру Ивановичу.

Александр Исаевич не стал прилюдно поносить Александра Ивановича, хотя и мог бы. Он приблизился к бюсту и учтиво поздоровался, после чего отошёл в сторонку. Стоя в сторонке, он с прежней теплотой смотрел на бюсты дам.

Глядя на охваченного тёплым чувством Александра Исаевича, Александр Моисеевич подумал, что недурно бы сфотографироваться с Александром Ивановичем. Ведь пора уже издавать полное собрание, а в нём, по нынешнем временам, недурно иметь побольше собственных фотографий вместе с мировыми величинами. Такие фотографии, рассудил Александр Моисеевич, как нельзя лучше выразят идею всемирной отзывчивости русской души, а всемирная отзывчивость - это всё-таки наше всё, её у нас не отнять. А Герцен как раз мыслитель, мировая величина, жил как-никак в Лондоне. И фамилия подходящая: 'Ах, Александр Герцевич, чего там, всё равно!..'

Что у нас есть на сегодняшний день по всемирной отзывчивости? - спросил себя Александр Моисеевич. Я и Дэзик. Я и Гарик. Я и Тоник. Я и Марик. Я и Савик Шустер. Я и Зяма, это уж конечно. Я и другой Зяма, лысый. Но такие фотографии есть у каждого, даже у Сухарева. А вот будь у нас я и Герцен, мы бы всех перешибли. Такую фотографию на супере тиснуть не стыдно.

По счастью, на вечере поэта Анны Наль был критик Аннинский в бороде и с цифровой камерой. И теперь в анналах истории имеется фотография, на которой прекрасно получились оба. Городницкий вроде как отдыхает от неизвестно чего, а Герцен мыслит.



СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

СОДЕРЖАНИЕ