Женева, декабря 1, 1789. Ныне минуло мне двадцать три года. В шесть часов утра вышел я на берег Женевского озера и, устремив глаза на голубую воду его, думал о жизни человеческой.

Н. М. Карамзин. Письма русского путешественника



БОРОДА


Когда Льву Александровичу Аннинскому минуло двадцать три года, он был юным, начинающим критиком и звали его Лёсиком. Лёсик обладал катушечным магнитофоном и больше всего на свете любил катушку с песнями бардов, тоже юных и тоже начинающих. Особой любовью пользовались у Лёсика четверо - Ада Якушева, Юра Визбор, Алик Городницкий да Шура Дулов. Этой четвёрке он посвящал всё своё свободное время, то есть время, свободное от хождения по литературным редакциям. Но ходить по литературным редакциям Лёсик тоже очень любил, что вообще свойственно критикам, включая начинающих. Он имел хорошую привычку открывать редакционную дверь громким возгласом: я Аннинский! Литераторы радовались, принимая Лёсика за поэта Иннокентия Фёдоровича Анненского, чьё творчество привлекало большое внимание. Их радовало, что Иннокентий Фёдорович так бодро выглядит и голос у него такой зычный.

Особенно сердечно привечали тогда Лёсика в литературных кругах Питера, который ещё числился Ленинградом. Этот город славен сердечной любовью к поэтам-землякам - ленинградцы так устроены, что по ним хоть бы и вовсе не было никаких стихотворцев, кроме местночтимых, а Иннокентий Фёдорович как раз такой. Вот заходит Лёсик в одну ленинградскую редакцию и громко объявляет: я Аннинский! Все обрадовались, не обрадовался только Кушнер, который там у них сидел, потому что принёс показать стихи. Кушнер крепко задумался, а потом сказал Лёсику: 'Нет, вы не Анненский, у Анненского борода'.

Лёсик ничуть не расстроился. Он отпустил бороду и вот уже много лет продолжает радовать литературные редакции своим бодрым кличем. Открывает дверь и кричит: я Аннинский! Литераторы, особенно питерские, по-прежнему сердечно приветствуют любимого поэта, только огорчаются втихомолку, что он неважно выглядит - обрюзг, борода сивая.

Жизнь нынче плотная, времени, свободного от хождения по редакциям, Лёв Александрович почти не имеет. Но когда выпадает минутка-другая, он вытаскивает из-под койки свой доисторический маг, а там уже наготове та самая катушка. Лёв заваривает чай, это фирменный сбор, домашняя разработка - брусничный лист, малость зверобоя, цвет кипрея, ягода черники, толчёная чага, корешок петрушки. И звучат они, любимые, - Ада и Юра, Алик и Шура. А куда денешься?



СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

СОДЕРЖАНИЕ