В бытность свою учеником мужской средней школы ? 636 Свердловского района Москвы Шура Дулов часто захаживал на Малую Дмитровку, 3. Там в квартире 26, что на четвёртом этаже, проживал его школьный товарищ Митя Сахаров. Как знаменосец боевой и политической подготовки Шура носил значок с кудрявым портретиком Володи Ульянова и был прикреплён к Мите, который, как уже сказано, проживал именно в этой коммунальной квартире. В обязанность прикреплённого входило следить за тем, чтобы Митя, готовясь к полноте коммунизма, не произносил дурных слов и своевременно выполнял домашнее задание.

Придя в квартиру 26, Шура обычно забывал о своей почётной миссии и погружался в жизнь коммуны. Ему общинное бурление было куда милее общественной работы. Знаменосцы ведь тоже люди.

В квартире 26 жило около тридцати человек, из которых восемь являлись ответственными съёмщиками, то есть каждый из восьми нёс ответственность перед государством за некоторую комнату, в которой мог размещать прописанных чад и домочадцев. Таковые имелись у всех ответственных съёмщиков, кроме Кузьмы Богачёва. Люмпен-пролетарий Кузя жил один, занимая тёмный чуланчик при коммунальной кухне.

Подозреваем, что у прежних хозяев в этом чуланчике хранились припасы, так что окошко было им ни к чему. Кузе Богачёву оно бы явно не повредило, мимо его чуланчика соседи пробегали, задержав дыхание, очень уж духовитый шёл от Кузи дух. Шура, напротив, в этом месте всегда останавливался, ибо Кузя влёк его чрезвычайно.

Дело не только в том, что Кузьма Богачёв обладал некоторым врождённым обаянием. Он обладал ещё и гитарой! Собственно говоря, облезлая гитара была единственным предметом его обихода, и со своим предметом Кузя не расставался, что, по его словам, помогало бороться с голодухой. С раннего утра до позднего вечера Кузя подёргивал гитарные струны, припевая в режиме нон-стоп: 'Оёёй, дъя нещасная девчоночка, оёёй, дъзамуж вышла без любви'.

Песня, как вы понимаете, никудышная, псевдонародная. Кроме 'оёёй', робкого отзвука старинных еврейских плачей, ничего народного в ней не найти. Народ у нас опрятно эуфоничен, у него есть внутренний запрет на комсомольские рифмы типа 'без любви - не гневись'. Такими рифмами только тараканов морить в МГПИ имени Ленина. Струны вещие Бояна полопались бы, услышав такое, а компьютер Бродского завис бы навсегда. Надо же! 'Без любви - не гневись'. Тут точно не обошлось без комсомольцев 30-х годов.

Но других песен Кузя не знал.

На музыкально одарённого Шуру кузино пение оказывало чрезвычайное действие. В конечном счёте он раздобыл гитару и стал, подобно Кузе, бардом. С годами Александр Андреевич приобрёл столь сильное портретное сходство с Кузьмой Богачёвым, что всякий раз при виде обаятельного Дулова Митя Сахаров, отчасти ставший Дмитрием Сухаревым, пугается и впадает в детство.

Не менее сильно впечатлял Шуру другой Митин сосед, который выламывался из общего ряда живым интересом к современным проблемам естествознания. Не можем вспомнить, какая у него была фамилия, но точно, что не Бычевский. Бычевский спал в общем коридоре на сундуке, который Митина бабушка привезла из Ташкента. В сундуке хранилось много интересного, особенно запомнилась купленная на Алайском базаре мороженица - домашний снаряд для верчения мороженого. Видеть мороженицу в действии нам, увы, не довелось.

Так вот, Бычевский вроде бы не был евреем, хотя кто знает, а сосед, который не был Бычевским, был, напротив же, евреем. В те давние дни, когда имел место описываемый здесь эксперимент, внучка этого соседа Альвиночка, шустрый младенчик годовалого, если не ошибаемся, роста и возраста, любила стремительно перемещаться по коммуналке, применяя диагональный аллюр, характерный для всех четвероногих, начиная с хвостатых амфибий. Уточним, что мы не имеем здесь в виду всего разнообразия асимметричных аллюров, в частности тех, которые основаны на парасагиттальном положении конечностей.

Передвигаясь названным способом по большой коммунальной квартире, Альвиночка тащила в рот что ни попадя и могла, естественно, заглотить совершенно неподходящий предмет, например камень. Проблема формулировалась так: а сможет ли Альвиночка выкакать камень обратно? Ответа никто не знал. Эта проблема безмерно интересовала соседа, который не был Бычевским, но был и так далее. 'Если не выкакает, что тогда? - выкрикивал он бывало, впадая в расстройство воображения. - Проблема исключительной важности!'

Сообщество стояло на ушах. Анисья Васильевна предложила обмазать камень лампадным маслом, Хабибуллин - привязать к нему нитку и в случае чего тянуть всем миром. Естествоиспытатель отстаивал чистоту эксперимента. Он неоднократно пытался подсунуть Альвиночке достаточно солидный камушек - естественно, потихоньку от альвиночкиной мамы, еврейки только по отцу, так что сами понимаете. Но Альвиночка ни в какую камня не заглатывала. В рот брала, а глотать не глотала. Вопрос остался без ответа.

Однако!! Ищешь Индию - найдёшь Америку: ребёнок заговорил! Покуда камня в ротовой полости не было, Альвиночка молчала, что твой Цицерон, а тут вдруг выдала целую серию почти членораздельных монологов. Не прошло и трёх недель, как она превратилась в самого разговорчивого жильца квартиры 26.

Под впечатлением увиденного Дулов стал химиком.