У злодеев есть такой обычай - в круг сойдясь, нахваливать друг друга. Было дело на ранчо у Рейгана, сошлись в круг Киссинджер, Бжезинский и сам Рональд Рейган. Все трое были уже не у дел, но оставались при деле, а Рейган даже продолжал называться президентом, потому что демократия. У них экс-президентов не бывает.

Сошлись, значит, в круг. Им, всем троим, приятно было сойтись - похвалить друг друга за немалые, кто спорит, заслуги, припомнить былое, выпить-закусить. Стол ломится от яств - бутылка колы на троих да лохань с колотым льдом. У них нажираются дома, чтобы в гостях не бурчало.

Сидят час, сидят другой, поливают друг друга то виртуальным кленовым сиропом, то виртуальной же кукурузной патокой. Себя похвалить тоже всяк не забывает, в душе-то бахвалы. Дескать, какие мы молодцы, как ловко расчихвостили империю зла (это они нас так в шутку называют). Бахвал на бахвале. Хохочут, руки потирают, пройдохи, вспоминая подлости свои и злодейства.

Вдруг Рейган говорит: 'А всё-таки мне их почему-то жалко'. У Бжезинского рожа сразу наискось поехала, вот-вот полезет за голенище - там всегда калашников наготове. Киссинджер тоже даёт кислотную реакцию, но держится в рамках, только стукнул Рейгана по башке бутылкой из-под колы для острастки. А Рейган ноль внимания и печально гнёт своё: жалко мне их, понимаешь.

Нудил, нудил, да как рявкнет во всю глотку: 'Эттта благородная нация!' И кулаком по столу.

Ну ладно, говорит Бжезинский, мне тут с вами, дураками, нечего делать. И свалил. (А морда злая-злая - злобища в нём лютая.) Киссинджеру, старой лисе, хотя бы приличия ради посидеть ещё пару минут со стариком, но и он свалил следом. 'Братки, вы куда?' - спросил было Рейган слабым голосом. Звон полковничьих подков был ему ответом.

Простая душа, актёришка хренов, ковбойская шляпа - он совсем уже расположился рассказать (нашёл кому!), как перед решающей встречей с Горбачёвым посмотрел, понимаешь, блокбастер 'Москва слезам не верит'. Посмотрел раз, посмотрел другой, проникся сутью русской души. Третьего раза выдержать не мог, чуть на экране Муравьёва - в слёзы.

Остаётся, значит, Рейган один на один со своими мыслями. Не получилось рассказать паханам, чем кончилась та история, - слиняла братва. А было, было. Рейган ведь вот что тогда надумал - третью серию.

Он ведь почему начинал рыдать при прекрасном появлении Ирины Вадимовны? Потому что знал доподлинно, что не будет Иринушке счастья ни в первой серии, ни во второй. И сообразил: сам устрою женскую судьбу.

В Москву из Атланты прилетает седоватый вдовец - менеджер незнаменитой, но растущей фирмы (зубные щётки, паста, полоскание для рта - холодит и устраняет дурной запах). Статен, собою пригож (сам и сыграю). На улице, чистая случайность, знакомится с Муравьёвой, любовь с первого взгляда, тут же в такси интимная сцена. Дальше они это делают в отеле, в салоне авиалайнера (герой везёт Иринушку в Штаты знакомить со взрослыми детьми), потом дважды под секвойями Калифорнии. В заключительной сцене, переходящей на титры, достигают апогея на высоком берегу Волги. Звучит 'Александра, Александра', сияют маковки лесных монастырей.

Дело развернулось быстро. Из Госдепа в Белый дом доставили спеца по русской обрядности, из Голливуда тройку сценаристов. Передали Сухареву в Москву, чтобы делал английскую версию 'Александры' (на общественных началах). Городницкий начал аранжировать (оплата по факту). Не заладилось с Меньшовым, этот гой упорно тянул одеяло на собственную жену. (Никакой логики характера - ведь Алентова любит Гошу!) Помогла сама Ирина Вадимовна - не могу, сказала, доверить съёмку интимных сцен никому кроме мужа. Меньшова похерили, Лёню Эйдлина доставили в Белый дом, сговорились о цене. ('Ты ж, Лёня, понимаешь, я не могу платить тебе больше, чем получаю сам'. - 'Ты ж, Роня, понимаешь, у тебя есть всё, а у меня только Ирка'.) И тут вся затея с треском лопнула - о ней пронюхала супруга президента Нэнси, устроившая скандал с битьём посуды.

И только один малоизвестный эпизод истории международных отношений напомнит посвящённому о том, что был некогда грандиозный кинопроект с участием советской актрисы Ирины Муравьёвой и президента Соединённых Штатов Америки Рональда Рейгана.

Когда Горбачёвы приехали к Рейгану на ранчо, он, как положено, провёл гостей по своим знаменитым свинарникам, повозил на комбайне (дал Сергеичу порулить), всё такое. Без спешки, без галстуков. Раису Максимовну больше тянули розарии, розы у Рейганов отменные, из ботсада МГУ. В урочный сумеречный час гостей ждала небольшая спецпрограмма. Хозяин усадил президента Советского Союза и его милую супругу в кресла, налил винца, затеплил свечи. И тут откуда-то с небес пролилась небесная, иначе не скажешь, минусовка. Президент США откашлял волнение, смахнул слезу. Наверно, мы могли бы в погоне за драматическим эффектом написать 'смахнул непослушную слезу', а то и 'смахнул набежавшую слезу', но зачем? - эта слезинка была ещё никакая, не вполне законная, превентивная, настоящие слёзы у нас впереди.

Музыка Сергея Никитина меж тем лилась и лилась. Рейган не уклонялся - глупо уклоняться от любви. Он легонько приобнял Раису Максимовну за плечи, с профессиональной точностью угадал момент своего вступления и запел неожиданно глубоким и уж отнюдь не старческим голосом:

Александра, Александра,
Этот город так же вечен,
Как извечен Russian question,
Russian question - What to do?
But in spite of circumstances
Moscow wind so nicely dances.
Look around, Alexandra,
Ash-tree seeds are waltzing too...

Михаил Сергеевич был растроган и наутро поставил свою подпись на семнадцати чистых листах, подсунутых ему Киссинджером и Бжезинским, которые троекратно побожились (почему-то на конституции Калмыкии), что впечатано будет всё по-честному.