Есть старый анекдот. Будто садятся гости за накрытый стол, а один говорит: 'Выйду на минутку на луну посмотреть'. Вернулся, а хозяйка ему назидательно (тут важно произнести громко и с еврейским распевом): 'Теперь теми же руками, которыми смотрели на луну, будете браться за куриную ножку?' (Юмор в том, что руками - смотрели.)

Многие смеются. Александр Моисеевич Городницкий к этому анекдоту всегда имел амбивалентное отношение. Ну, допустим, говаривал он мне не раз, - допустим, подержал человек двумя, максимум тремя пальцами свой маленький обрезик, так что же, это менее гигиенично, чем всей горстью в затылке чесать? (Спору нет, резонно.)

Короче, прилетает Городницкий в Амстердам. У него там пересадка на пути из Бостона в Москву. В Америке неплохо аранжировалось, кое-что заработал, успел и сговориться наперёд. Перед вылетом из Бостона ещё раз, спокойствия ради, обговорил с контрагентами условия следующего визита. Теперь предстояло два часа с лишним ждать московского рейса. Городницкий сел в кресло и откинул голову. Почему-то вспомнился анекдот про 'теми же руками'. К чему бы это? - заинтересовался Городницкий и, будучи человеком естественнонаучного склада, быстро понял: хочется до ветру. Улыбнулся своей догадливости и пошёл в туалет.

В туалете всё прошло спокойно до самого, можно сказать, конца. Городницкий почти уже вышел из кабинки, как вдруг его внимание привлёк текст, размашисто намалёванный на внутренней стороне дверцы: 'Пока мы срём сионисты сговариваются'. Городницкий вздрогнул. Надо знать Городницкого - это человек подвига, у него в автобиографии глубины океана, Таймыр, пороги Индигирки. А тут дрогнул, буквально затрясся: кто, как и, главное, зачем прознал о его бостонских договорённостях?

Он присел на краешке, не спуская джинсовых брюк, и рассмотрел ситуацию с разных сторон в условиях предельного спокойствия. Антисемитская провокация? Бесспорно. Но дальше-то, дальше что?

Всё ясно, сказал себе Городницкий, ко мне в Бостоне подвесили хвоста. Но как хвосту стало известно, что я зайду именно в эту кабинку? Или преступники успели расписать наперёд все кабинки Амстердама?

Городницкий застегнул пуговицу и заглянул в соседнюю кабинку. Там такой надписи не было, была другая: 'Если ты посрал зараза дёрни ручку унитаза'. Почерк, однако, тот же!

Неопределённость усугублялась.

Разделив на всякий случай деньги на несколько порций и разложив их по разным карманам, Городницкий вышел из туалета. Первую же девицу в униформе попросил немедленно вызвать полицию.

Полицейские и впрямь явились немедленно. Пассажиров по одному вывели в буферную зону, обыскали. В туалете и примыкающем секторе заработали служебные собаки. Мусорными урнами занялись сапёры, Городницким - сам начальник, личность не так чтобы очень. Разделяя взгляд Городницкого на потенциальную опасность, исходящую от провокационного призыва, он чётко ограничивал свою задачу первой половиной текста - 'пока мы срём'. 'Кто - мы?' - вопрошал полицейский чин и вращал глазами.

Городницкому такая стратегия не казалась безупречной.

В конечном счёте Городницкий устал, и его уволок в свой кабинет небольшой толстячок, диспетчер пассажиропотоков. Он налил Городницкому кофе и сказал:

- Остались бы на пару дней в Амстердаме, а? Знаете что, господин Городницкий, - я вам отмечу билет, он не пропадёт.

- Но меня ждёт в Москве моя жена, поэт Анна Наль. Я чувствую, она уже достала из морозилки пачку пельменей и начала их размораживать.

- Пельмени хорошо, - облизнулся толстячок, - но и Амстердам имеет свои достоинства. Ведь вы знакомы с господином Сухаревым? Господин Сухарев сам лично отыскал по карте города музей Анны Франк. Вы слышали про эту девочку, Анну Франк? Господин Сухарев сидел на лавке у входа в музей и плакал, как ребёнок. Симптоматично, правда? У нас ведь в Амстердаме не бывает очередей, а тут, к этой девочке, всегда длинная очередь. Кого только нет - негры, японцы. Вот его и проняло. Говорят, у господина Сухарева в амстердамском гетто погиб близкий человек. Вам знакомо такое имя, Герман Иордан - профессор Герман Иордан?

- Всё-таки, - сказал Городницкий, - надо сначала разобраться с этой мерзкой надписью.

- А что уж в ней такого мерзкого? - быстро спросил толстячок. - Вон стоят долговязые парни, наверняка баскетболисты. Знаете, почему они тут стоят? Потому что сговорились. Да, сговорились играть с кем-то матч, теперь надо лететь. Это так естественно. Сговариваются о любовном свидании, о совместном бизнесе, о защите языка, о стратегическом партнёрстве. Да хотя бы просто лепить пельмени. Почему вы хотите лишить сионистов права сговариваться?

- Я имел в виду другое.

- Понимаю, - с готовностью согласился толстячок. - Вы имели в виду слово 'срём', оно вас покоробило. Но ведь и это правда: все срут. Все всегда срут. Просто вы, русские, срёте под себя, а мы - на других, вот и вся разница. Срём и сговариваемся, срём и сговариваемся, на этом держится мир. Так остаётесь?

Городницкий остался.