перевёл с венгерского Дмитрий Сухарев

СОДЕРЖАНИЕ

Из книги Mindenütt otthon (1961)
В востока
Осенним листом
Под ножом
Без тебя

Из книги Szegények hatalma (1964)
Словно притча
Шестьсот форинтов
Цыганочка
Крестьянское сказание
Караваны
Осень
В нас, коммунизм, твоя опора!
Достойный власти
Дуралей

Из книги Esõ a homokra (1968)
А мир не плох и не хорош
Ты еси

Из книги A sokaság fia (1970)
Покаянная песня
Мне ничего не нужно боле
'Красная стрела'

Из книги Mindenütt otthon (1961)

С ВОСТОКА
     Kelet felõl

Мой путь - он предками для внуков
протоптан по снегам веков:
путь черни, куруцев, гайдуков,
следы мятежных бедняков.
Путь революции - до срока
здесь набухали кулаки.
Свободы путь - всегда с востока
она вела свои полки.

Был день, решали: хороши ли
для нас кочевья сей земли?
И вдруг отчаянно решили:
довольно странствовать, пришли!
И вбили столб! Не как бывало -
кибитки временный шесток.
Здесь нашей родины начало,
её источник и исток.

У нас скорее погибали
под стрелами татарскими,
у нас колен не подгибали
под прутьями под барскими.
Какие книги здесь созрели -
чеканные, опасные!
Какие факелы сгорели -
Чоконаи, Апацаи!

Здесь Янош-витязь дрался с гидрой
(то, может, сказка, может, быль),
здесь Мати Лудаш, малый хитрый,
из барина повыбил пыль.
У нас довольство не гостило,
но бил поэзии родник,
И Сердце Чистое - Аттила
здесь к Эру чистому приник.

Здесь пили маковое зелье,
глуша проказу-нищету,
и в тщетном поиске везенья
ползли к сектантскому кресту.
Кто рос среди батрацкой голи
в чаду чахоточных щедрот,
тому поныне комом в горле
то имя горькое - народ.

Мой край! На всех аэродромах
меня всегда к тебе влекло.
Здесь каждый мой сердечный промах
меня ударит тяжело.
Как будто взрывчатая сила
таится в будничном быту,
как будто всё здесь сердцу мило
и только боль невмоготу.

Тому, кто в жизнь шагнул отсюда,
смешны красивости стиха.
Кто взял слова свои у люда,
тому постыла шелуха.
Путь предков - путь его исканий,
не зря же на худой конец
хранятся клочья алой ткани
вблизи клокочущих сердец.

СВП

ОСЕННИМ ЛИСТОМ
     Mint õsszel a levél

Худо мне, вот что; как тучу, рваную в клочья,
          ветер меня несёт.
В полдень солнца за мной не видно,
          ночью - звёздных высот.
Отведи своих глаз светильники,
          я бледнею от их огня;
пойди, поброди одна,
          помолись за меня.

Ляжет весть осенним листом
          у ног твоих:
руки над сердцем сложив крестом,
          я навсегда затих.
Но ты иногда ходи к поездам,
          вдруг да приеду. Откуда?!
Жди, гляди на зелёный огонь,
          вдруг да случится чудо.

ИЛ, 1969, ? 4
ИСВП

ПОД НОЖОМ
     Kések között

Кончаю жизнь под резаком,
врачами окружён.
Умру с расширенным зрачком
под ласковым ножом.

Грызут усердные щипцы
меня, как муравьи;
пинцеты - резвые птенцы,
а клювики в крови.

Наркоза пьяная струя
на ноздри мне течёт,
сестрица льёт её, а я
веду секундам счёт.

Спиралью, вверх бегут пути
сквозь дождь и камнепад.
Прорвётся к небу серпантин
и оборвётся в ад.

Там иглы хищною гурьбой
ползут меня колоть
и обморочно-голубой
цветок пронзает плоть.

И легче птичьего пера
скольжение ножа,
и на груди моей дыра,
как далия, свежа.

Над сердцем тонущим возник
с пилою у ребра
огромный белый ножевщик -
кряхтящая гора.

А там, в снегу, в дали степной,
в пустыне бытия
бездомный ветер плачет мной
и волком вою я.

Теперь исследуйте, врачи,
взирайте, ведуны!
От всех пещер у вас ключи,
они отворены.

Туда направьте мудрый взгляд,
где сердце в уголке,
как у Гальвани на крючке,
ответит на разряд.

Оно живёт - и я живой,
нам с ним ещё служить.
на лязг ножей и волчий вой
ответ у сердца - жить!

ИСВП

БЕЗ ТЕБЯ
     Nélküled

Так без тебя, моя звезда,
уныло и темно, -
что день, что ночь глядит в окно,
ей богу, всё равно.

Такая тяжесть без тебя
и так гнетёт ко дну,
что лишь тогда и не тону,
как о тебе вздохну.

И так здесь тихо без тебя,
что слышу в пустоте
твои прощальные слова -
не сказанные те...

ИСВП

Из книги Szegények hatalma (1964)

СЛОВНО ПРИТЧА
     Mint a példabeszédben

Я жизнь свою сочту удачей,
когда народный ум ходячий
хоть пару строк возьмёт моих.

Чтоб люди к месту поминали,
чтоб словно притчу понимали
и при себе носили их.

Как часто мудрым поученьем,
живым, отточенным реченьем
вершит старик житейский суд!

Реченье крепче самосуда,
и людям дела нет, откуда
оно в их речь вошло, как чудо, -
откуда! Разве в этом суть!

НМ, 1968, ? 4
СВП
ИСВП

ШЕСТЬСОТ ФОРИНТОВ
     Hatszáz forint

Шестьсот - вся пенсия ему.
А я шестьсот на кофе трачу.
От кофе, что ли, не пойму,
опять в бессоннице маячу.
Шестьсот - вся пенсия ему.

Полвека трудится. А я?
А мне и не прожить так долго,
хотя профессия моя -
словами сыпать без умолку.
И нынче трудится. А я?

Чуть свет - с лопатой в огород.
А я в кафе, в эспрессо снова,
там разговоры про народ,
дойдет черёд, и вставлю слово.
А он - с лопатой в огород.

Теперь подался в сторожа,
поближе к ржавому железу.
Меня мутит без кутежа,
зачем я здесь и в споры лезу,
когда он ходит, сторожа?

Я перевод ему послал,
а он - назад в ответ на это.
Не взял. Наверно, посчитал,
что будет честь его задета.
И больше я не посылал.

Зато хоть совесть в чистоте,
да в ней, признаться, толку мало,
её бы выменять на те
долги, чтоб их поубывало, -
но чтоб и совесть в чистоте.

Завидна участь стариков
при всей неправоте природы.
Ты - рос, а их удел таков:
тебе свои отдали года
и превратились в стариков.

Какой же плата быть должна
за отданное безвозмездно?
Зачем ему моя мошна?
О ней и думать неуместно.
Иною плата быть должна...

НМ, 1968, ? 4
СВП
ИСВП

ЦЫГАНОЧКА
     A cigánylány

Там в золотистой дымке пыли
пшеницу, помню, молотили;
солома, тоже золотая,
кружилась, под небо взлетая;
и солнца луч, как бич, витой
блистал на коже золотой;
и было так: на стог взошла
она, печальна и смугла.

И в переплясе-поединке
коленки таяли, как льдинки;
и, зацелованные за день,
ладони, алые от ссадин,
сжимали вилы что есть силы,
и в небо сноп кидали вилы;
как самоцветы, беспризорно
в косе посверкивали зёрна;
колосьев рыжая охапка
была на ней, как лисья шапка,
как нимба яркая полоска;
О, Матка Боска Ченстоховска! -
сиянье горнего венца
вкруг тайны чёрного лица.

Две груди малыми птенцами
в холстину тыкались сосцами:
сердечко трепетною птахой
пугливо билось под рубахой;
она, заслышав смех мужской,
ту птаху застила рукой.

Глаза же были той водицей,
что пьют витютень с голубицей,
и тем гнездом лесной голубки,
где спят птенцы её, как в кубке.
Когда же просто вдаль без дела
она, умаявшись, глядела,
казалось, мир как пыльный пёс,
уснув, к ногам её прирос.

А тени делались длиннее
самих деревьев - и за нею
как бы на привязи ходили;
ступни ей травы холодили;
дуб поднимал её к луне,
оставшись с ней наедине.

Иль это всё мираж в пустыне,
и не было её в помине?
Тем сладостнее и больней
стихи слагаются о ней.

ИСВП

КРЕСТЬЯНСКОЕ СКАЗАНИЕ
     Paraszt-legenda

Дядьке моему Михаю Заяцу,
          помещичьему батраку,
          вместо памятника

Жил-был когда-то плотник и колесник;
как все, батрачил; видно, потому,
чтоб отдохнул древесных дел кудесник,
Господь чахотку ниспослал ему.
Не на святых сверкает позолота,
то все его рубанки и долота
за годом год хранят блестящий вид -
Михай Заяц не будет позабыт!

Он славные приклады мастерил
для тех служилых, что ведут сраженья
с самой землёй, - для их вооруженья:
серпов и кос, мотыг, лопат и вил.
На сенокосе, жатве, на стерне ли,
навоз лопатить, яму ли копать -
ведь что всему основа? Рукоять.
Что важно? Рукоять по пятерне ли.
Чтобы - ловка, крепка, не тяжела,
чтобы ласкала руку, а не жгла.

Ещё он ладил всякое для дому:
ярмо корове, курице насест.
В охотку было парню молодому
сбить колесо и крутануть ладонью,
чтоб спиц сверканье видели окрест.
А для часовни делал он Мадонну.
А для соседа, коли помер, крест.

Сколачивал детишкам колыбели
и сундучки для рекрутской судьбы,
бабусям - табуреточки, дабы
болезные на солнышке сидели.
Тому, кто крепок, стол из толстых досок,
тому, кто хвор, кровать да лёгкий посох,
гулёнам лавки, мертвецам гробы.

Рубил, долбил под музыку под ту,
которая сжила его со света
(кто хочет, кашлем называет это), -
ссутулится, ладонь прижмёт ко рту,
а кровь, она малинового цвета.

Однажды, где работал топором,
там и свалился. Крик со всех сторон:
'В больницу! В город!' - тут уж не до смеху.
'Вот повезут дрова, кладите сверху,
а лошадей не дам', - сказал барон.

Так умирал он и стволы ласкал,
в последний раз по ним рукою рыща.
Нашёл, вцепился и не отпускал -
отменное бы вышло топорище!
Так, дождиком обмытый, на стволах
и прибыл мастер к райскому порогу
(конечно, коли был угоден Богу).
Когда волы не спутали дорогу,
он въехал в рай на четырёх волах.

ИЛ, 1969, ? 4

КАРАВАНЫ
     Karavanok

Слушая Мусоргского

Караванов, унылых караванов,
караванов унылое пение
подступает; караван уныния

волнами окатывает сердце,
моё сердце, и унылых песен,
и унылых песен караван, и качание.

Грусть моя с накрашенной ухмылкой
пляшет в бубенцах танец азиата;
в грудь ей бьёт тишайший барабанчик.

Поступь верблюдов - то стучит моё сердце,
чаще забилось - побежали верблюды.
Идёт караван, на грудь мне мягко ступая.

Заносит следы, это тонет в песке моё сердце.
О, куда ушёл караван, о, где затерялся?
Заносит песком след хромоногого сердца.

Стихли биения сердца, верблюдов шаги,
вздохи бродячих порывов, хромоногого сердца биения.
Прошёл караван, осталась унылая песня.

ИЛ, 1969, ? 4
СВП
ИСВП

ОСЕНЬ
     Õsz

Нынче небо млечной масти,
будто пар оконце застит,
будто кто вздохнул несмело,
а стекло и запотело.
Пар от пашни, как от стада,
а от леса и от сада -
тишь, а у неё в петлице -
одинокий посвист птицы.

Красок нет, они природе
только чудятся в дремоте,
только снятся, только мнятся:
и берёзы, что теснятся
над мерцаньем странным, тленным,
доходящим до колен им;
и над кронами мерцанье -
как распад, как отрицанье,
как свечение экрана,
на котором след урана;
и плакучесть крыл утиных;
и паренье паутинок -
сеть, в которой ток печали,
возбуждаемой из дали.

В Балатоне, как в могиле,
ночь лежала в донном иле.
И костёр, горевший в поле,
о её несчастной доле
сделал проповедь на диво,
мурава обмыла, ива
крест надела ей на шею,
а тростник всплакнул над нею.

Снится ласточке-касатке
путь над морем без посадки.
Нашей крыше вдруг приснилось,
будто с аистом простилась.
Кладовая снится перцу,
этот сон ему по сердцу.

За густой завесой пара
коровёнок тощих пара
тащит, тащит одноколку -
тянет солнышко на горку.
Ох, не та в худобах сила,
тяжко тащится светило.
Труден путь. А всё же пройден.
Вот и влезли. Вот и полдень.

НМ, 1968, ? 4
СВП

В НАС, КОММУНИЗМ, ТВОЯ ОПОРА!
     Miránk hasonlíts, kommunizmus!
       (отрывок)

...Рождён в убожестве и горе,
ты - наш, ты вскормлен болью голи.
Твой сладкий плод любому лаком,
воздай им первым - бедолагам!
Воздай же им за кровь и беды,
будь щедр, ведь это наши деды,
будь их морщинами увенчан,
будь с человеком человечен!

Любого обними, любого,
но прежде - тех, кто жил убого,
кто ждал, кто звал тебя как диво!
Правдиво - что для них правдиво,
похвально - чем они довольны!
Ты голод победишь и войны,
ты сможешь мир спасти, коль скоро
бедняк, батрак - твоя опора.

Цвети, светись у каждой двери,
тяни побеги к синей сфере,
поглубже корни запуская
в сердца - туда, где кровь людская.
Ведь коль прервутся связи эти,
побеги свесятся, как плети,
и ветвь, едва цветок завянет,
колючей проволокой станет.

СВП

ДОСТОЙНЫЙ ВЛАСТИ
     Méltó hatalmat
       (отрывок)

Распаренной земли дыхание и пыл;
кружит моя душа над хутором забытым,
над пахотой, над маревом, над житом,
и слышно мне биенье сизых крыл.

Скользнёт перо из шумного крыла,
скользни, душа, останься тут, светла,
пади, осядь на милую страну,
как облачко пыльцы на эти перелески!
Автомобиль, как пчёлка по окну,
с жужжанием бежит в закатном блеске.

Не оттого душа моя в тоске,
что облачко пыльцы висит над хлебным полем,
не оттого, что я любовью болен,
но оттого, что трудно на песке
взошли мои мечты - и не окрепли.
А надо бы, чтоб вытянулись стебли.

Уж не зажаты рты ладонью нищеты,
и каждый день обед имеют животы;
мы родину свою, свой новый дом,
решительно и браво обживаем
и явственно преуспеваем
в том.

Но пусть я голодал тысячелетье,
я сытость за свободу не приму!
Не быть рабом,
не быть под барской плетью -
не значит быть хозяином всему!

Стряхнуть с себя господ - ещё не значит
стряхнуть с себя господскую мораль.
Мертвы тираны, но она мертва ль?
Она тебя так чисто околпачит,
что в результате всех своих свобод
ты станешь сам подобием господ.

Она толкает на кривую тропку:
чтоб всё как у людей! пожить! пожрать!
Гляди, мадьяр, господства не растрать
на эту чечевичную похлёбку.

Охота ли плясать под эти дудки
и подражать неведомо кому?
Гляди, народ, уроды и ублюдки
тебя научат разуму-уму:
блажи как шут,
служи как пёс за сласти,
господскую блевотину лижи,
а господа, которые без власти,
по-тихому взломают блиндажи.

Но не затем, мадьяр, остался ты живой,
не для того весь путь тысячелетний твой -
за кровью кровь, потеря за потерей.
Власть - всю!
Себя - безмерной мерой меряй! *
Вселенной, а не ванной и жратвой!

Презрен, кто только верен, верен, верен.
Чему? Зачем? У нас не Божий терем.
Презрен болтун, привыкший бить баклуши,
презрен охотник до заморской чуши.

Презрен холоп, коль в нём сидит сатрап.
И не из рабства ль барство вытекает?
Ведь если кто как барин помыкает,
он сам и пресмыкается как раб...

*Цитата из Аттилы Йожефа (?)

СВП
ИСВП

ДУРАЛЕЙ
     Te bolond

Ну, полюбуйся, дуралей:
такая жизнь тебе милей?
Уже ты выбился из сил,
язык повесил на плечо -
чего же хочешь ты ещё?
И кто, скажи, тебя просил,
чтоб ты слова произносил
не за себя, а за него?
Чтоб ты любил сильней всего -
его? И заслонял от бед?
Простой вопрос - простой ответ:
никто, никто тебя не звал,
никто команды не давал,
никто подобием свечи
не назначал светить в ночи.
Ты сам повёл в свои бои
силёнки страстные свои
и песню им вложил в уста,
чтоб дрались с пеною у рта.

Ещё ответить не забудь:
а в том нуждался кто-нибудь?
Ведь ты силёнки порастряс
за тех, которые как раз
вполне прекрасно, дуралей,
живут без помощи твоей,
и века объективный ход
к желанной цели их ведёт.
Так что же, как не детский сад,
вся эта прыть: кричать с эстрад,
в колоннах песни распевать,
на людях сердце раскрывать,
рыдать у мира на виду,
предательств видя череду?
О, дурень, дурень!
                              Чуть беда,
встреваешь всюду и всегда,
чуть первый выстрел прогремел,
уже ты лезешь, неумел,
спешишь на штурм, кричишь ура...
Пехота,
пешка,
пехтура!
Для тех, кто чуточку позлей, -
посмешище!
О, дуралей!

А как хотелось стать слугой
прекрасных дел! Какой другой
мечтою мог ещё мечтать
парнишка тощенький, чья мать
была прислугой у господ?
Мечтал слугой придти в народ -
учителем или врачом...
А как, бывало, увлечён
своей заботой, хмур и рьян,
ходатайствовал за крестьян!
А как, бунтарь средь бунтарей,
из кожи лез, чтоб поскорей
помочь истории, помочь!
(Кафе - листовка - хутор - ночь...)
А помнишь ли девиз тех лет:
завод - колодец - школа - свет...*

Помочь истории... Легка ль
работа - и для мужика ль?
Когда ему не по нутру,
он желчной речью на пиру
пугает праздничных людей;
он с торбой писаных идей
привык носиться по стране;
в словесности он груб вдвойне!
Он тут и там даёт совет,
он кипятится! А в ответ?
Прикрикнут там, одёрнут тут,
потом совсем рукой махнут:
пускай шумит нелепый хам,
мол, дайте срок, уймётся сам.
И ты шумишь день ото дня,
а корм, выходит, не в коня.

Но ты шуми, шуми, мужик,
чтоб всюду слышался твой крик!
Неважно, слушают иль нет,
неважно, будет ли ответ,
важна лишь праведная речь
и право истину изречь.
А коль закрыть заставят рот,
ори сильнее, чтобы тот,
кто не умеет слов связать,
твоею глоткой мог сказать!
Шуми, мужик, и кипятись,
и кулаками колотись
в сердца людей, как сердце в грудь!
А надорвёшься - будь что будь,
протянешь ноги - не жалей,
дурило,
дурень,
дуралей...

* Измененная цитата из Аттилы Йожефа

НМ, 1970, ? 12
ИСВП

Из книги Esõ a homokra (1968)

А МИР НЕ ПЛОХ И НЕ ХОРОШ
     Adott világ

А мир не плох и не хорош,
он просто - то, в чём ты живёшь,
и, миру противостоя,
ты часть его же бытия.

Он замкнут. Как ты ни крути,
ты в нём, в утробе, взаперти,
единым заперты замком
твой разум и его закон.

Твой гнев, твоя живая страсть,
твои величие и власть
имеют смысл, когда они
ни за, ни против, но - сродни.

Когда сродни, когда сродство
твоей природы и его,
когда мучение, когда
союз утробы и плода.

И если ты эпохи плод,
и если ты и вправду тот,
кому крыло она дала, -
тебе ль не ведать боль крыла?

ИСВП

ТЫ ЕСИ
     Te vagy
       (отрывок)

Ты мне рукою машешь на ходу,
иду в толпе - маячишь впереди,
ослабну, к автомату припаду,
твой свежий голос скажет мне: иди.
Какая всё же славная игра!
Ищу стихи, блуждаю невпопад.
Ты детский компас моего пера,
ты вдалеке поющий водопад.

Ты прядь волос, упавшая на лоб,
ты песня-вечер в уличной толпе.
Вот свистнул постовой - так это, чтоб
я сел за столик думать о тебе.
Из-под моих когда ты смотришь век,
меня друзья обходят стороной
и старый кельнер, умный человек,
несёт коньяк и ставит предо мной.

В глуби зеркал пустынна тишина.
Себя увижу, если рядом ты.
Моя печаль несёт твои черты,
твоя печаль прекрасна и полна.

Не оставляй меня...

ИСВП

Из книги A sokaság fia (1970)

ПОКАЯННАЯ ПЕСНЯ
     Népdal

Прости меня ещё разок
за то, что вздорен и жесток,
я был совсем как дикий зверь -
позволь покаяться теперь.

Кто там со сломанным крылом
дрожит в снегу у входа в дом?
То покаяние моё
в родное просится жильё.

С гусыней рядом дремлет гусь.
К тебе, свеча моя, стучусь!
Здесь я, твой крест! Домой пусти,
дай рядом лечь, а дурь прости.

Душа - тулуп, её зимой
ношу кнаружи бухтармой.
Ударит ветер по мездре,
завою на твоём дворе.

ИСВП

МНЕ НИЧЕГО НЕ НУЖНО БОЛЕ
     Elég volt!

Скажи люблю - притихнет рана,
люби меня - и буду жив.
В твоих коленях бездыханно
лежу, награду заслужив.

Зачем кручусь в житейских вихрях?
За что я плотью наделён?
За то, что в твой счастливый выкрик
вплетаю свой короткий стон.

Я глух ко всем земным соблазнам,
ведь ты моя, а мир - ничей.
Я высшей ласкою обласкан.
Мне хватит и твоих очей.

ИСВП

'КРАСНАЯ СТРЕЛА'
     A Vörös Nyíl

Ночной экспресс, прибежище комфорта,
бесплатный сервис - 'Красная стрела'.
Не сплю, понять хочу - какого сорта
меня сюда заслуга привела?

Когда б свой хлеб на тормозной площадке
я добывал, как бедный мой отец,
пригрелся б я в уюте и порядке;
а так - не сплю, измаявшись вконец.

Отец и мать! За то, что я стихами
публично вашу боль распродаю,
мне слава, мне почёт, мне чай в стакане.
Но разве совесть распродам свою?

Страна мне платит из того кармана,
который вы кроили для неё.
Я в славе избегу самообмана
и не впаду в комфорте в забытьё.

Поездка вдаль - разведка поневоле,
даст Бог, и здесь уроки извлеку,
а главный бой вести на отчем поле,
я знаю, что в долгу я как в шелку.

Отец и мать! И нынче спозаранку
затем не сплю, чтобы работал глаз,
и русских изб заснеженную дранку
запоминаю, думая о вас.

ИСВП

Публикации переводов:
НМ - Новый мир
ИЛ - Иностранная литература
СВП - сб. 'Современная венгерская поэзия' (М., Прогресс, 1973)
ИСВП - сб. 'Из современной венгерской поэзии' (М., Радуга, 1982)

Статья Д. Сухарева о Михае Ваци:

ЧЕЛОВЕК, КОТОРОМУ НЕ ХОТЕЛОСЬ ИМЕТЬ МАШИНУ