Глава 4. ГОСУДАРСТВО КСП

- Беспокоюсь, сэр, - наклонился старпом к капитану, - как бы в этих местах наша собственная гениальность не понизилась. Не пора ли на "Лавра"?

- Прощайте, Калий! - сказал капитан, обнимая поэта. - И поверьте мне: гениальность, даже пониженная, всегда все-таки лучше повышенной бездарности.

Юрий Коваль, "Суер-Выер", гл. ХХХ.

4.1. Острова в океане

КСП это клуб самодеятельной песни.

Произносится: каэспэ, с ударением на последнем слоге.

Производные: каэспэшный, каэспэшник, и т.п. Например, КСПшный иконостас (см. выше), КСПшное болото, КСПшница без ничего.

Сейчас такие клубы можно встретить в разных концах земного шара, исходно же они существовали только на одной шестой суши - на территории Страны советов. Наша одна шестая была значительно больше других. Поэтому на ней проживало много КСПшников и КСПшниц. Они представляли разные весовые и возрастные категории, но преобладал легковесный возраст ученичества - студенты, салаги. Каждый клуб - остров, все вместе - архипелаг. Архипелаг салаг.

Некоторые КСП имели собственных авторов и пели своё, самородное. Основу репертуара составляли, однако, песни, общие для всех КСП одной шестой суши. Под воздействием сил взаимного притяжения КСПшники разных регионов то и дело стремились слиться воедино на какой-нибудь фестивальной поляне. Страна советов смотрела на это косо.

Но и разделенные часовыми поясами, клубы жили так слаженно, будто им давал отмашку невидимый дирижер. На самом деле никакого дирижера не было. Были узы самоорганизации, благодаря которым каждый КСП, находись он хоть в городе Тирасполь Молдавской ССР, хоть в поселке Елизово Камчатской области, чувствовал себя встроенным в цельную структуру. Назовём эту структуру Государством КСП (ГКСП).

ГКСП позволило множеству людей обрести способ человеческого существования на территории страны, которая в целом была не очень для этого пригодной. Благодаря ГКСП русская культура (и не только русская) получила в наследство от двадцатого века не песни разных авторов, но Авторскую Песню.

Исторически ГКСП восходит к специфической субпопуляции ИТР (инженерно-технических работников), которых в отпуск и по воскресеньям объединяло пение вокруг костра. Позже аттрибуты палаточной жизни перестали играть цементирующую роль, а возрастной ценз понизился, но в период становления государственности именно она, лесная жизнь с гитарой и вольными песнями, давала ощущение счастья и свободы.

Интересно, что знаменитые барды к этим байдаро-палаточникам выходного дня исходно не имели отношения. (Кроме, пожалуй, Александра Дулова.) Однако очень быстро произошло определенное сращивание творческого капитала с энергией весла и топора. В народившемся ГКСП знаменитостям присвоили особый статус - "ведущие авторы". Их (или память о них) почитают. Живых и вдов опекают, ничего не требуя взамен.

4.2. Внешняя политика ГКСП

ГКСП никогда не было официально признано другими государствами мира. Да и с родным советским государством у него были только полуофициальные контакты на уровне стукачей. В основе внешней политики ГКСП лежало стремление предупредить агрессивные действия советской власти и минимизировать последствия таковых.

Понятно, что независимая квазиуправляемая система вызывала у советской власти головную боль. Понятно и желание покончить с источником этой боли. Но благодаря предупредительным мерам противостояние сторон носило, в целом, вялотекущий характер.

Предупредительные меры сводились к простому принципу: не нарываться.

Идет, к примеру, концерт. Известно, что записи выступлений будут запрашиваться органами. А тут молодому или немолодому барду не терпится выйти к микрофону и спеть во всеуслышание Иосифа Бродского. А у советской власти идиосинкразия к этому автору. Ситуация сложная, но не безнадежная.

Не терпится - спой. Но будь добр, не объявляй в микрофон, что это Бродский. Свои и так узнают, а органам знать ни к чему.

И это срабатывало.

Другой пример. Представим типичную фестивальную поляну где-нибудь на Урале или под Алма-Атой. Сотни палаток и всё такое. Милиция ходит, диву даётся: столько народу и ни одного пьяного. Бутылок даже нет, вообще мусора. Не к чему прицепиться.

Чем достигалось? Во-вторых, самодисциплиной, взаимоконтролем. Но, во-первых, конечно, тем, что не пить же приехали. Быть пьяным вовсе не так интересно, как это кому-то представляется.

И всё-таки временами хроническое противостояние прерывалось гонениями. Можно ли было их предупредить? Пожалуй, нет. Волны репрессий начались в том самом "пражском" 1968 году, когда выбор, казалось бы, предельно упростился: либо полный конформизм, либо открытый вызов власти. ГКСП предлагало свой, дополнительный выбор - коллективную внутреннюю свободу. Но доводить этот выбор до практической реализации становилось всё труднее.

Первая волна прокатилась по всему ГКСП сразу вслед за фестивалем 1968 года в Новосибирском академгородке. Она была реакцией властей на исполнение там своих песен Александром Галичем.

Советское начальство и раньше слушало эти песни, даже, можно сказать, услаждалось ими. Галич и пел-то не по студенческим общежитиям, а больше по барвихинским дачам. Зная это, организаторы фестиваля несколько расслабились. Не учли панических взглядов номенклатуры в сторону бурлящей Чехословакии, не учли и психологии начальства. Себе оно разрешало всё. К примеру, традиции Барвихи позволяли ее обитателям сколько угодно расслабляться под привозную кинопорнуху, но простой народ не должен был даже догадываться о существовании подобной мерзости. Так и крамольные песенки Галича. Те, кто вытащил их на свет, должны понести наказание.

Еще круче оказались репрессии начала восьмидесятых. Повод был смешной до идиотства - информация в главной партийной газете "Правда". Фестиваль-де самодеятельной песни прошел под Москвой. Гости-де приезжали из других городов.

Какие-такие гости? Кто разрешал?!

Отозвалось свирепым резонансом.

По негласным законам Страны советов проводить "мероприятие с иногородним участием" разрешалось только при условии, что оное включено в план, одобренный ЦК КПСС. Кто-то бдительный проверил и обнаружил, что московский фестиваль КСП в таком плане не значится. И началось. Под горячую руку запретили любые общения и для надежности заколотили двери клубов толстыми гвоздями.

В Государстве КСП переживали гонения философски - пережидали. Переходили на режим катакомбной активности: тайные тропы, камуфляжные семинары и всё такое.

Есть что вспомнить.

4.3. Устроенье внутренних дел

ГКСП никогда не было бесконфликтным. Но благодаря разумной внутренней политике противоречия не приобретали злокачественного характера.

К примеру, случались жалобы на перехват славы. Так, в книге, посвященной знаменитому Грушинскому фестивалю, горькой обидой пропитан рассказ про некое обращение - "эмоционально-амбициозный документ, ... рассылавшийся одним из поволжских КСП. Хороня Грушинский, обращение предлагало, грубо говоря, альтернативный, келейный фестиваль клубов, который (замыкая песенное движение само на себя) проводился бы" и т.д. ([10])

Полагаю, что коварный замысел мирно испарился и ужасное замыкание самого на себя не произошло.

Опаснее истинные противоречия, которые с неизбежностью сопровождают развитие живого организма. Случайная выборка цитат даст почувствовать неслучайность возникающих то и дело напряжений.

Вот Виктор Луферов описывает своё восприятие жанра "в период с 67 по 70-71 годы", когда он и его сверстники только начинали пробовать себя в песне. "Я невольно, вместе с кругом моих ближайших друзей, противопоставлял тогда то, что делал я и мои друзья (в эстетике, разумеется), тому, что было распространено... Популярность многих туристских, горных песен Визбора, "детских" песен Никитина, распевавшихся огромными студенческими компаниями, лично у меня не вызывала восхищения, а наоборот - какую-то антипатию, протест. Я ждал от себя и от своих друзей чего-то другого! Мы были настроены более драматично и пессимистично..." ([11], с. 5)

Вот барджурналист свидетельствует о страданиях хороших людей, услиями которых с 1968 года и по сей день делается только что упомянутый Грушинский фестиваль. "Оргкомитет Грушинки давно уже тяготится тем, что их родной фестиваль чем дальше, тем больше превращается в парад бард-шлягеров, и как раз те песни, ради которых он затевался, на сегодняшней Горе не имеют никаких шансов" ([12]).

Тот же журналист даёт еще одно важное свидетельство. "Сколько раз мы с гордостью повторяли благоглупости вроде "и пусть эти песни наивны, незатейливы, несовершенны, но гораздо важнее, что они искренни, что их авторы поют о том, что их волнует, что они говорят языком обычных людей" и т. п.... Hу и получили."

Вот на кассете кто-то из участников совсем недавнего группового концерта декларирует: "Мы разрушаем все грани жанра, мы стираем все грани между самодеятельной и авторской, акустическим роком, театральной песней. К чему мы приходим, Лена?" Неидентифицированная Лена дает справку: "Наверно к самому главному, к сути какой-то. То, что... К божественной сути, к дару, таланту, которые есть в человеке."

Наконец-то! (Это я цитирую уже свой внутренний голос.) Наконец-то нашлись такие, которые приходят к божественной сути!

Но ведь так и должно быть. Нормально, чтобы каждое новое поколение самоутверждалось. Нормально, чтобы люди с разными вкусами не вызывали друг у друга восхищения. А у нас с вами нет антипатий?

Не перегрызлись - вот что удивительно! Вспомним грызню между "творческими союзами" братьев-писателей или оголтелое неприятие шестидесятников литераторами следующего поколения. Ничего подобного ГКСП не знало никогда, полный контраст. Не просто корректные отношения - искреннее дружелюбие. В реальной жизни жанра и не разглядишь антагонизма, скорее бросится в глаза рабочее взаимодействие поколений и творческих направлений.

4.4. Жалобы

Между прочим, я тоже умею жаловаться. Мне тоже кое-что сильно не нравится.

Не нравятся традиционные для ГКСП механизмы определения творческих удач и неудач. В наших жюри правят мои сверстники - старые барды, старые функционеры, старые коллекционеры старой туристской песни, еще какие-то старцы и старухи с неизвестными мне заслугами. При всём уважении к уходящей натуре, не хочу геронтократии. Пару раз я пытался взбрыкнуть копытами: не пойду, мол, в жюри, если в нем не будут доминировать молодые барды, которых мы же сами назвали лучшими. Ничего не получилось. Писательские соревнования в этом отношении куда демократичней: едва молодой поэт получает Антибукера, как попадает в судьи очередного конкурса. Завидую.

Еще сильнее не нравится традиционное для ГКСП отношение к поэзии. Принято утверждать, что авторская песня синоним поэтической, в ней-де приоритет имеют стихи. Когда это скажут Ким или Городницкий, они декларацию подтвердят песнями. Но в устах ГКСП она была и остается пустым звуком.

Музыкальные болячки жанра здесь беспокоили всех и всегда. Полагаю, что в избавлении от них немалую роль сыграла система гитарных школ. Гитару таких мастеров, как Клячкин, Никитин, Луферов, Мирзаян, уважали. Важно, что уважение жило на всём пространстве архипелага - постоянно, повсеместно. И это буквально преобразило музыкальную оснастку жанра. Не поступившись демократизмом, не поддавшись тотальному прессингу наркобизнеса с его ушираздирающей "современной музыкой", авторская песня существенно облагородила свои музыкальные средства, приблизила их к филармоническим. Даже на нижних уровнях самодеятельности стало стыдно выходить на КСПшную эстраду с неубедительной гитарой. Эпоха трех аккордов осталась разве что в анекдотах.

Со стихами же, как было сорок лет назад, так и осталось: никому ничего не стыдно. Случается, что авторская песня вдруг родит яркого, оригинального поэта. Ему рады, но не настолько, чтобы позаботиться об общей планке. И точно так же радуются текстовой серятине. А тут еще критики-апологеты - Вл. Новиков, Лев Аннинский. Эти в восторге ото всего подряд, лишь бы под гитару.

В окружающем мире русской поэзии ищут и находят свой язык новые таланты, уважением к литературному контексту дышат кружки и студии, даже в стократно руганном литинституте молодежь свежа и отважна. А в ГКСП законсервирована варварская техника наивного стихосложения. Ее изобрели, если не ошибаюсь, комсомольские поэты 30-х годов, потом в середине 50-х взяли на вооружение создатели развеселых студенческих обозрений. Было - прошло. А дикая (даже для своего времени) техника изготовления четверостиший нашла прибежище в ГКСП. В стихах здесь всё еще продолжается эпоха трех аккордов.

Но если в ГКСП так ужасна жизнь поэзии, зачем вообще жить?

Отвечаю: жить стоит. И не так уж ужасна жизнь стиха на пространстве ГКСП, наверно сгоряча я всё же сгустил краски. В каждом поколении бардов можно найти поэтов. А главное - нам завещано великое литературное наследие. Чтобы по-настоящему выразить себя, барды новой волны всё чаще обращаются к нему.

4.5. Главная, но не единственная

Назвав ГКСП главной средой бытования авторской песни, я имел в виду, что она не единственная.

К примеру, у песен Александра Городницкого была первичная среда бытования -ленинградское литобъединение под руководством Глеба Семенова. Песни Булата Окуджавы поначалу жили только в "Магистрали" - московском кружке Григория Левина. Может быть, правильнее называть эти литературные кружки не средой бытования, а условием рождения знаменитых песен, ибо во второй половине 50-х ни в Питере, ни в Москве не было лучшей школы поэтической выучки.

Затем среда немного расширилась. Мне довелось наблюдать московскую часть истории, когда песни Окуджавы выпорхнули из "Магистрали" и разбрелись по литературным редакциям. Это описано у Станислава Рассадина, а также у Льва Аннинского, который носил старинный (но тогда современный) катушечный магнитофон в своем персональном рюкзаке.

Аннинский еще продолжал таскать набитый бобинами рюкзак, когда вдруг среда Окуджавы претерпела резкое расширение, многократно превысив суммарные размеры ГКСП. Через какое-то время еще большее пространство оказалось охваченным песнями Владимира Высоцкого. Сегодня на вечера памяти Визбора и других знаменитых бардов набиваются тысячи любителей, и далеко не все из них являются или были КСПшниками, не каждому КСПшнику дорогой билет по карману. А сколько народу не попадает в зал. А сколько поклонников у бардовских песен из народного фильма "Ирония судьбы", где и не поймешь, кто кого учил петь - авторы героев или герои авторов.

4.6. Не единственная, но главная

Так что авторская песня знавала среды бытования и попрофессиональней, и пошире, чем ГКСП. Почему же тогда эту среду я называю главной?

По нескольким причинам.

Только эта среда компетентна. В ней хранится память жанра, она выделяет из себя текстологов и архивистов, которые занимаются этим делом не по службе, а по велению страсти. Каждый более-менее заметный автор имеет здесь своих знатоков, даже фанатов, но с фанатизмом толпы в ГКСП не знакомы.

Только в ГКСП проблемы жанра подвергаются обсуждению - как правило, бурному. Когда-то этим целям служила стенгазета "Менестрель", каждый номер которой в фотокопиях расходился по всему архипелагу. В постсоветское время появилась своя периодическая печать. Теперь бардистику вовсю крутят в Интернете.

Эта среда плодородна. Здесь возятся с детьми. Здесь обеспечивают расширенное воспроизводство жанра. Новые имена давно уже не появляются где попало, их поставляют города, в которых КСПшную почву возделывали десятилетиями, - Казань, Минск, Челябинск...

Это единственная организованная среда бытования авторской песни. Все остальные ее поклонники никак между собой не связаны. А здесь высокая мобилизационная готовность. Свистни, и отзовется весь архипелаг.

Бывают в жизни критические моменты. Перед операцией на сердце сказали: нужна донорская кровь. Из ГКСП в ВКНЦ явился отряд добровольцев. Популярная газета написала: эти КСПшники зальют кардиоцентр кровью. После выписки прошу: назовитесь! Улыбаются и молчат.

Прошу считать сказанное признанием в любви.

Если бежать высокопарности, то можно сказать так: ГКСП это передовой отряд любителей авторской песни. Ум, честь, совесть и (дальше не помню).

В этой среде всегда было комфортно и эллину, и иудею. На бардовских фестивалях можно спеть на белорусском, казахском, татарском, украинском - и поют, и становятся лауреатами. ГКСП долго оставалось гостепреимным прибежищем для еврейской трагедии.

Поэтому одним из побочных результатов еврейской эмиграции стала миграция жанра. Во всех концах планеты возникли новые острова архипелага, а на них, понятное дело, рождаются новые барды. Знаменитое "возьмемся за руки, друзья", которое исходно, как признавался Булат, адресовалось пяти-шести кухонным посидельникам, разрослось до международного масштаба.

Объединительная функция авторской песни заслуживает отдельного разговора.