На сцене за столом с зажжённой лампой сидит Николай Панченко.

У микрофона Дмитрий Сухарев.

Дорогие друзья, входите, входите скорее, мы начинаем работать. Поэт уже снял пиджак и повесил его на спинку стула - это сигнал. Я счастлив начать этот вечер - один из редких замечательных вечеров в этом здании, в этом зале. И хотя здесь часто бывают вечера поэзии, но такого, как сегодня, не было последние 80 лет. Мы пришли сюда, чтобы послушать любимого поэта и поздравить Николая Васильевича Панченко с юбилеем. (Аплодисменты.) Мне оказана высокая честь вести этот вечер. И конечно, я мог бы прочитать лекцию о творчестве Николая Васильевича. Я её читать не буду, но всё-таки два слова скажу.

Литераторы моего поколения, которое формально всего на несколько лет моложе, отделены от поколения Панченко, отделены войной. Их поколение - это поколение фронтовиков, а мы все - это те, кто не смогли участвовать в войне активно, но помним её детскими глазами. В Москве 50-60-х годов наиболее авторитетное литературное собрание было на Комсомольской площади, в этой забегаловке, которая называется ЦДКЖ.Именно там начинали многие поэты, в том числе и фронтовики. Приобретали там публичную известность и обкатывались в наиболее авторитетной и наиболее критичной аудитории. Это называлось 'Магистраль'. По сравнению с Союзом писателей это как Слон и Моська. 'Магистраль' - великое было место. И я вам скажу, что, по моему личному впечатлению, самым авторитетным поэтом для нас, молоденьких, в то время был Николай Васильевич. И дело не только в том, что он фронтовик. Понимаете, даже фронтовые его стихи, которые датированы 41-м, 42-м, 43-м, 44-м годом, написаны совершенно не так, как у других поэтов его поколения. Они написаны с какой-то высшей точки зрения, это взгляд человека, который смотрит на войну уже как бывший участник. В этих стихах не только боль и тяготы фронтового поколения, но и мотивы совершенно необычные для этой поэзии: мотивы покаяния, я бы сказал, понимания того, что убивая других, ты убиваешь себя. И это было сказано с такой силой, что мы все, весь наш тогдашний коллектив, знали стихи Панченко на память и могли их читать хором. И если бы сейчас здесь рядом со мной стояли товарищи тех лет (я не буду называть имена, их очень много), то мы бы хором прочли и 'Мы идём угловатым Арбатом', и 'Живу, как скворец в скворешне', и 'Подарили девочке Венеру', и 'Я с войны не принёс ни шиша'. Это были любимые стихи. И вот что ещё замечательно - и совершенно для меня не понятно. В этих стихах, написанных на фронте, уже есть работа над формой, есть новаторство. Например, строка целиком, от начала до конца, рифмовалась со следующей строкой. Этого не было ни у кого. Или ассонансные рифмы. В то время никто из нас, например, не знал Цветаеву. Но было впечатление, что Панченко это уже проходил. И мы у него учились. Эта его лаборатория стиха для всех нас была школой.

Опубликовано: Д. Сухарев. Артель (Русистика, 2018), с. 340-341

Д. Сухарев о Н. Панченко в программе 'Вересковый куст' на радио 'Говорит Москва', лето-осень 2005 г.