ДВА ВЕЧЕРА ЮРИЯ РЯШЕНЦЕВА
75-летие Юрия Ряшенцева
Большой зал Центрального дома литераторов 16 июня 2006
Дорогие друзья, я не один, со мною Юрий Леонидович Рыков. А где юбиляр? (Замечает Юрия Ряшенцева в первом ряду.) Вот он. Юрочка, дорогой, Юрий Евгеньевич! Ты знаешь, в моей семье только две неразумных внучки ещё не доросли до любви к тебе. Что касается Аллы и Анны, они обе тебя обожают. И это чувство разделяют с ними миллионы женщин этой планеты. И я их очень хорошо понимаю: ты не только чудовищно талантлив, но и чудовищно красив. Приятно знать, что в нашем сообществе есть такая звезда, как ты.
Юрочка! Я вчера совершенно случайно включил телевизор. Увидел там тебя, и ты был прекрасен. Ты посетовал на то, что как лирического поэта тебя знают хуже, чем как автора песен. Это не должно тебя огорчать. Это естественно, и закономерно, и замечательно. Потому что вместе с Булатом и с Юлием Черсановичем вы создали совершенно новую театральную песню, песню кино, которой не было до этого времени. И вот, хоть я старик по сравнению с тобой, я на полгода старше (смех в зале), - я учился этому у вас, у тебя. Потому что я гораздо позже пришёл в театральную песню, и уже были образцы, которым надо было следовать. Ты сказал ещё замечательные слова о том, что богатство страны нашей - это молодёжь. В том числе молодёжь театральная, о которой ты говорил со слезами на глазах. Она была правда прекрасна - и сегодня на сцене, и в этом фильме. И поэтому я хочу здесь произнести, прочитать, представить стихотворение, посвящённое актёрам. У меня и мама была актриса, это мне не чуждо. Его положил на музыку Сергей Никитин. Оно посвящено не молодым актёрам, а старым, но они тоже наше богатство.
(Поёт песню 'За фортуной' под гитару Юрия Рыкова.)
На дороге на заросшей
Мурава да лебеда.
Едем, едем за фортуной
На телеге скоморошьей.
Не рассказывай, хороший,
Что дорога никуда.
А что? А ничего, что никуда ведёт дорога.
А мы будем, будем, будем комедию ломать.
А вы хочете - не хочете, а похохочете немного
И как миленькие будете комедии внимать.
'Мастер, на вас шутовские парик и штиблеты,
Но за румянами скрыты черты мудреца.
Вам ли не ведать, что спетые вами куплеты
Так же не вечны, как сдутая ветром пыльца?'
А что? А ничего. Ну, ни на век - и ради бога.
А мы будем, будем, будем комедию ломать.
А вы хочете - не хочете, а похохочете немного
И как миленькие будете комедии внимать.
На дороге на заросшей
Мурава да лебеда.
Едем, едем за фортуной
На телеге скоморошьей.
Не рассказывай, хороший,
Что дорога никуда.
'Мастер, ваш рыжий парик поседел и повылез,
Ваши репризы уже не смешны никому.
Все Арлекины кровавой соплёй подавились,
Все Коломбинушки канули в вечную тьму'.
А что? А ничего. Так ведь и нам не минуть срока.
А мы будем, будем, будем комедию ломать.
А вы хочете - не хочете, а похохочете немного
И как миленькие будете комедии внимать.
На дороге на заросшей
Мурава да лебеда.
Едем, едем за фортуной
На телеге скоморошьей.
Не рассказывай, хороший,
Что дорога никуда.
Моросит на перегоне,
Город скрылся вдалеке.
Едем, едем за фортуной
В разрисованном фургоне.
И легки лихие кони,
Будто едут налегке.
Презентация 5-томника Юрия Ряшенцева
Малый зал Центрального дома литераторов 17 декабря 2017
На сцене за столиком - Юрий Ряшенцев и ведущий вечера Илья Фаликов. У микрофона - Дмитрий Сухарев.
Здесь сегодня уже столько сказано и Марком Григорьевичем Розовским, и Ильёй Зиновьевичем Фаликовым. И я несколько растерян. Я думал, что (обращается к Ю. Ряшенцеву) ты сейчас ещё почитаешь из лирики, из старой лирики, из той, которую мы помнили на память. Но несколько слов я скажу.
Вот Илья, перед тем как прочитать пять твоих томов, работал над собственным ЖЗЛовским томом о Евтушенко. И прочитал всего Евтушенко, который написал, наверно, не меньше тебя. Пожалуй, больше. Вы с Евтушенко - это одно поколение, это одна волна человеческая. Но вот какая существенная - огромная - разница между Женей и тобой. Ты - стабильный. У тебя есть высокий уровень качества. Вот этот третий том, где поэзия, - там почти 700 страниц. Можно открыть на любой - и трудно оторваться. Потому что везде хорошие стихи.
Марк говорил, что он тебя с 1962 года знает. Я, наверное, лет на 5 раньше. До театрального периода твоей жизни был ещё такой МГПИ-период жизни, очень важный, о котором здесь вообще никто не поминал, а ты сразу заулыбался. И действительно, это было замечательное сборище талантов, где, кроме тебя, никто не умел писать стихи. Хотя все считали себя гениями. А ты у них был за дядьку литературного. Я не знаю, сам-то ты откуда, откуда у тебя школа? Почему нет школы, допустим, у Визбора мы с тобой обсуждали. У нас есть одна совместная публикация - 'Диалог о Киме' (1). Ты там говоришь, что в вашем МГПИ литературе не учили на литературном факультете. Ваш самый главный профессор Поликарпов работал в ЦК, и ему было не до литературы. И я пытаюсь понять, во-первых, откуда у тебя школа и почему она с самого начала уже была выражена и, во-вторых, как удалось продержаться? Даже взять эти два периода (можно условно поделить): советский и постсоветский. Ты - как айсберг. Верхушечку свою высунул из океана - а там внизу огромные запасы. И как будто всё остальное проплывает мимо тебя - МГПИ, театр Розовского, эти замечательные песни в фильмах - а ты...
Как я помню, ещё до твоего знакомства с Розовским ты уже жил в Хамовниках. И у тебя был тот же телефон, который сейчас! Ни одного человека не знаю, у которого тот же самый телефон: ***-**-** (называет семь цифр), если не ошибаюсь. (Юрий Ряшенцев, хохочет и аплодирует: Совершенно верно!) Я его с детства знаю, понимаете? И мама брала трубку, Ксения Александровна. И с мамой мы дружили. Все твои друзья дружили с твоей мамой. Из всех людей, известных мне, которые преданы своей маме, ты был предан сильнее всех. Она была твоим другом и советчиком.
Но я хочу подойти к загадке, которая меня мучит.
Три человека у нас создали песню театра и кино. Великая тройка: Булат, Юлик Ким и ты. До вас были авторы, пёстро было, иногда ничего. Но вы создали планку. Но вот что случилось дальше. Почему-то после того, как прекратился советский период истории, не было уже ни одного фильма с песней, которую бы люди запели и запомнили. Ни одного! Сколько лет прошло! Что такое? Те же люди живут. Это какая-то таинственная история, которая, видимо, касается не только песен и не только кино и театра. Она касается всего. Я в научном институте работаю. Знаете, если спросить обывателя, что он знает о советской биологии, то он скажет: Лысенко и ужасы всякие. Лысенко был, да, он был ужасный. Но он был исключением! А биология держалась на уровне мировой науки - другими людьми. Мы в советское время читали постановления - ужас какой! Ругают Прокофьева, Шостаковича. А музыка была великолепная. А как перестали ругать - нет музыки, нет таких композиторов. Куда делись? Я не клоню ни к какому выводу, не зову на баррикады восстанавливать советскую власть. Я хочу понять: куда всё делось? Я вспоминаю, как мой друг Серёжа Никитин сочинял музыку к фильмам. Но он неграмотный, и брали каких-то пацанов, которые аранжировали, делали оркестровки, чтобы всё звучало красиво. Но сейчас-то никто Никитина не зовёт. А эти пацаны работают композиторами, и выходят фильмы, где в титрах написано: 'композитор'. Так они не были композиторами при советской власти! Потому что они не способны, и их не пускали. Какие-то механизмы работали. Так, но я... Илья Зиновьевич просил, чтобы я сказал что-то о твоей лирике, да? Хорошая лирика. (Смех в зале, Ряшенцев улыбается.) Мне нравится. Спасибо за внимание.
Примечание
(1) 'Диалог о Киме'
Публикуется впервые.
Читайте статью Д. Сухарева
'Браво, Ряшенцев!'
|